Вокруг света 1985-02, страница 30

песку мимо подъезда закрытой гостиницы. Десятка полтора мужчин молились, выстроившись в ряд на бархане, неподалеку от них мерила шагами песок девушка с раскрытой тетрадкой в руках.

Апрель — конец засушливого периода. В апреле 1828 года Кайе видел здесь огромные болота и до Кабары, порта на Нигере, в девяти километрах от Томбукту, добрался по воде. Десять лет назад я уже был в этих местах. Там, где тогда резвились водоплавающие птицы, теперь лишь ветер пересыпал песок. Глаза тщетно искали хоть пятнышко воды. Но русло Нигера ушло километров на десять-пятнадцать от Кабары: река ненадолго принимает суда в разгар дождей. Засуха, наступление пустыни разительно изменили этот район. Канал, некогда прорытый между Кабарой и Томбукту, сегодня обвалившийся и засыпанный песком, давно не заполнялся водой.

Вода — самое дорогое, что есть в этих местах. Утром, до включения электростанции, у колонок выстраиваются очереди с ведрами и тазами. Когда очередная аварий останавливает изношенный насос, вереницы людей с ведрами на головах тянутся к колодцам в пески. Вокруг Томбукту построено более десятка бетонированных колодцев для кочевников. Соответствующая программа предусматривает доведение числа таких колодцев до полусотни. Еще один специальный проект нацелен на сооружение цепи колодцев на древнем соляном пути из Томбукту в Тауденни, вдоль караванной тропы. В рамках того же проекта «Соляной путь» ведутся с помощью специалистов одной из организаций ООН изыскательские работы на питьевую воду в районе Арауана.

Но собственно городу Томбукту это ничего не дает. И небольшая станция на солнечной энергии, качающая воду для населения Кабары, конечно, тоже не решает проблемы. Нужны более основательные сооружения, но средств в Мали пока на это не хватает.

Нет воды, нет и зелени. Утром я наблюдал, как солдаты здешнего гарнизона ведрами таскали воду для полива нескольких крохотных акаций, посаженных на центральной площади. Деревца стояли окруженные сложными металлическими конструкциями, напоминающими противотанковые ежи, на которые к тому же накинули мелкие стальные сетки. Мера эта необходима, иначе многочисленные козы, бродящие по городу, не оставят ни веток, ни коры.

Четыре года назад был создан комитет из числа видных людей города, разработавший план развития Томбукту, который здесь часто называют «планом спасения». У многих он пробудил надежду. Город собирается отпраздновать свой юбилей (условно считаемый тысячелетним), и власти хотят к этому торжеству добиться, чтобы государство выделило средства на местное сельское хозяйство, строительство отеля, модернизацию системы здравоохранения, реконструкцию аэродрома... Определенные надежды связаны и с поисками неф

ти в Ярба, в двухстах километрах на северо-восток от Томбукту. Ведут их западные компании, и никаких результатов поиски пока не принесли.

«Проект спасения» — здравое начинание, он должен затронуть всю социально-экономическую структуру района. И надо сказать, что отдельные его рекомендации были учтены в пятилетнем плане развития страны на 1981 —1985 годы.

Пока же городу остается только прошлое. А ведь это — память человечества, этап цивилизации, его не могут принизить или опошлить ни трудности, одолевающие город, ни некоторые уродливые гримасы современности.

Эта мысль пришла мне, когда, стоя босиком на крыше одного из домов, я фотографировал Томбукту. Немного осела пыль, и город четко выставил свои геометрические формы. За строениями простиралась величайшая пустыня мира, из которой соляным путем веками шли и идут азалаи.

О том же я подумал, посетив Центр исторических исследований и документации имени Ахмеда Баба. Сотрудники Центра собирают и изучают древние письменные памятники. Среди их находок редчайшие вещи, уникальная переписка. Меня принял Сиди Амар ульд Эли, благообразный мавр с приветливым и добрым взглядом из-под черного тюрбана. Он провел меня в библиотеку Центра и, сдернув плотное покрывало со стеклянной витрины, показал тексты, собранные со всей страны. Самыми старыми были письмена 1241 года, времен правления Сундьяты и расцвета империи Мали, найденные в походном мешке кочевника недалеко от Томбукту. Плотные желтоватые страницы скругленной по углам книги, жирная черная вязь текста. Как будто и не прошло семисот с лишним лет. Если так сохранилась бумага, то разве может истлеть человеческая память?

...Путешествующему по Западной Африке в глаза бросается частое повторение одинаковых фамилий. Они, как правило, свидетельство принадлежности к той или иной социально-профессиональной группе или указывают на географическую область проживания. По фамилии часто можно определить, к какой из этнических групп относится человек. Если, например, фамилия малийца Май-га, он, несомненно, сонгаи.

Знакомый журналист из Бамако по фамилии Майга попросил меня передать в Томбукту привет своему старшему брату, заместителю директора местного лицея. И однажды шофер Али Майга, знающий в Томбукту всех и вся, внезапно остановил свою машину посредине рыночной площади. Он указал мне на худощавого мужчину лет тридцати пяти — сорока, разговаривающего с двумя толстыми горожанами в дорогих бубу — широкополых одеяниях с роскошной вышивкой и маленьких белых ажурных шапочках.

— Вот твой Майга. А с ним еще два Майги. Один — коммерсант, другой —

чиновник. Большие люди. Мои друзья.

Я представился Омару Майге, и он пригласил меня встретиться на следующий день. Вывеска над аоротами в просторный и нещадно прокаленный солнцем двор извещала о том, что здесь находится франко-арабский лицей.

— Омар, почему лицей называется франко-арабским?

— Раньше это была школа, где, следуя мусульманской традиции, преподавали арабский язык. Когда страна стала независимой и была создана национальная система образования, в Томбукту открылся светский лицей, стал изучаться официальный язык Мали — французский. Но арабский, учитывая вековые традиции, тоже был оставлен, но только в качестве иностранного языка. Поэтому сегодня название лицея уже не соответствует сути. Наши ученики изучают и английский, и немецкий, и...— Омар сделал многозначительную паузу,— русский...

В Мали учащиеся лицеев сами выбирают себе иностранный язык из тех, что преподают в данном учебном заведении. Я уже знал, что ежегодно отделение русского языка и литературы Высшей нормальной школы Бамако выпускает преподавателей-русистов, что две трети учащихся лицеев выбирают этот язык. Но то, что русский язык добрался и до таинственного Томбукту, было для меня неожиданностью. Оказывается, недавно сюда назначили двух выпускников Высшей нормальной школы, и с 1985 года русский язык введен в учебную программу лицея как постоянная дисциплина.

— Впрочем, несколько учеников, изучающих русский, в лицее уже есть,— говорит Омар, ведя меня по коридору.— Их родителей перевели на работу в Томбукту из городов, где русский язык уже преподавался, но отсутствие учителей на новом месте создало для них временную проблему, которая теперь решена. К сожалению, не могу показать вам уроки. Сейчас учащиеся готовятся к экзаменам. Классы пусты.

Словно наперекор словам заместителя директора, из ближайшего класса раздались голоса. Майга открыл дверь. Несколько парней спорили у доски, на которой была начерчена геометрическая фигура.

— Мы не запираем классы,— пояснил Омар,— чтобы дать возможность желающим заниматься самоподготовкой. Далеко не у всех дома есть условия для занятий. А вот, кстати, лицеист, изучающий русский язык, — Омар положил руку на плечо тоненького парнишки.

По-русски обращаюсь к представленному мне юноше. Он потупил глаза и молчит. То ли стесняется, то ли его словарный запас слишком мал. Поэтому прощаюсь с ним по-французски.

И вдруг слышу вслед русские слова:

— До свидания, товарищ. Приезжай еще!

Гордый собой, парень машет мне рукой.

— Спасибо. Обязательно приеду.

Бамако — Томбукту

28