Вокруг света 1986-01, страница 44

чали во всех уголках Чили и во всем мире. После фашистского путча Рене всю свою энергию направил на то, чтобы запрещенная диктатурой песня продолжала оставаться спутницей чилийцев в их борьбе. И хотя пиночетовская охранка выдворила его из страны, он не сложил оружия. Сотни музыкальных программ, подготовленных им, пробили стену изоляции с помощью многих зарубежных радиостанций, вещающих на испанском языке.

Проведя долгие годы в эмиграции, он наконец добился разрешения вернуться на родину. И когда 12 июля 1984 года тысячи людей собрались в театре «Кауполикан», чтобы отметить 80-летие со дня рождения Пабло Неруды, Рене был с ними. Долго не смолкали овации, когда публика его узнала. Он пел то, что просили люди, скандировал лозунги, которые были у всех на устах. Пять часов не расходилась публика из театра «Кауполикан».

На следующий день Рене получил распоряжение властей покинуть страну. Вместе с двумя другими товарищами он был доставлен из своей квартиры в аэропорт «Пуда-уэль» и посажен на рейс Сантьяго — Буэнос-Айрес. Когда воздушный лайнер приземлился в аргентинской столице и подрулил к зданию международного аэропорта «Эсейса», их встретили вежливые представители иммиграционной службы и без задержек проводили в самолет, отправлявшийся обратно. В тот же день трое путешественников поневоле снова оказались в Сантьяго. Одновременно аргентинские власти уведомили режим Пиночета, что отказываются принять у себя высланную без объяснения причин группу чилийских граждан, не просивших у Аргентины политического убежища. Случай по-своему беспрецедентный. Когда-то принять у себя тех, кого высылал Пиночет, считалось актом солидарности. Теперь ссылка на отсутствие формального запроса о политическом убежище помогла чилийским патриотам вернуться.

Из аэропорта, однако, чилийские полицейские их не выпустили, оставив на ночь в зале ожидания. Наутро, не говоря ни слова, сопроводили в первый же самолет, вылетавший в Боготу. Но и в колумбийской столице они не задержались и вскоре опять дышали воздухом родного «Пудауэля».

Телеграфные агентства уже следили за их поединком с диктатурой. Сотни друзей собрались в аэропорту, чтобы выразить восхищение мужественными соотечественниками.

Теперь уже любая попытка тайком расправиться с Рене и его товарищами грозила Пиночету дипломатическими осложнениями. Но позволить трем смельчакам поки

нуть аэропорт и вернуться домой означало признать свое поражение. Наконец был найден юридический предлог, и высылка из страны была заменена ссылкой в отдаленные районы Чили.

Так Рене оказался в местах, где родился и вырос: в Пуэрто-Кочране, на окраине Патагонии и почти что в двух шагах от Магелланова пролива. Но и ссылка эта обернулась моральным поражением режима: Рене получал там письма со всех концов Чили, из других стран от людей, которые мысленно были с ним все три месяца, пока он находился в изгнании...

ЗАЧЕМ НУЖНЫ СТАРЫЕ ПОКРЫШКИ

Как-то, когда Фернандо был в гостях у тети Лауры, раздался звонок в дверь. Старушка вышла в прихожую и тут же вернулась с пареньком лет шестнадцати-семнадцати. Хитрющая физиономия, насмешливый взгляд.

— Вот, познакомься: это Виль-фредо. Опять пришел за старыми покрышками.

— Зачем тебе старые покрышки? — удивился Фернандо.

— Я их коллекционирую. Собирают же люди марки и монеты. У каждого свое хобби. У меня — старые автомобильные покрышки.

— Знаешь, Вильфредо,— сказала тетя Лаура,— я уже надоела всем своим знакомым с твоими покрышками. Вон возьми в прихожей одну-единственную...

Со слов тети Лауры выяснилось, зачем на самом деле нужны пареньку эти покрышки. Вильфредо отвозит их в пригород, куда-то в Ла-Гранха, к знакомому сапожнику, занимающемуся по нынешним временам в основном починкой обуви. У того небольшая мастерская, и ни у кого не вызывает подозрений, что там много старых покрышек. Ведь резину для ремонта обуви такую, как нужно, сейчас не достать.

А тем временем в задней комнате мастерской с покрышками проделывались удивительные манипуляции. Они набивались опилками, стружками, углем. Все это пропитывалось бензином или мазутом. Потом подсохшие и готовые к употреблению покрышки складывались в углу до очередного дня протеста...

Как их пускают в дело, Фернандо вскоре пришлось увидеть самому.

Наступил очередной день протеста. Десятки тысяч чилийцев вышли на улицы. Группа демонстрантов, направлявшаяся в сторону центра, подхватила Фернандо на Аламеде и увлекла за собой.

Вскоре впереди раздались взрывы гранат. «Слезоточивый газ»,—

догадался Фернандо. Потом донеслись выстрелы.

Одна из групп бросилась в улочку, на углу которой пристроился Фернандо.

— Бежим, товарищ! — закричал кто-то, пробегая мимо. Фернандо пробежал вместе со всеми метров сто. И вдруг увидел Вильфредо. Бледное лицо, плотно сжатые губы. Он совсем не походил на того разбитного паренька, что заходил к тете Лауре. В руках Вильфредо держал автомобильную покрышку. Он был не один, вооруженные такими же покрышками, по бокам улицы стояло около десятка ребят.

Вот пробежали последние демонстранты, и в одну секунду улица оказалась перегороженной покрышками, ящиками, кусками досок. Появились карабинеры. Когда до баррикады им оставалось метров двадцать, в нее полетела бутылка с зажигательной смесью. Все сооружение вспыхнуло как факел. Карабинеры остановились, не решаясь штурмовать огненную преграду. Теперь им нужно ждать, пока подойдет бронетранспортер или пожарная машина, а значит, демонстрантам хватит времени, чтобы благополучно скрыться.

Они разойдутся по домам, предприятиям, учреждениям, чтобы вскоре снова выйти на улицы. И с каждым разом их будет становиться все больше и больше.

Мы поднялись, чтобы попрощаться с хозяином.

— Подождите минутку,— сказал Фернандо. Он подошел к полке с книгами, достал одну и протянул мне.

— Возьми на память.

Я недоуменно взглянул на заглавие. Это был «Ежегодник национального сельскохозяйственного общества Чили». Фернандо рассмеялся.

— Дай мне.

Он взял со стола перочинный нож, сделал тонкий надрез на переплете и достал оттуда вымпел: на прямоугольном кусочке грубой светлой материи со скошенной с двух сторон к центру нижней частью была изображена эмблема Коммунистической партии Чили. В разделенном на верхнюю голубую и нижнюю красную части круге, обрамленном густыми пшеничными колосьями,— серп и молот, а над ними — маленькая белая звездочка.

— Не понимаешь? — спрашивает Фернандо.— Это я привез из Чили. А ведь еще недавно нашим товарищам с огромным трудом и риском приходилось доставлять туда подобные вещи из-за границы. На этом же можно поставить марку: «Сделано в Чили, год выпуска — нынешний».

42