Вокруг света 1986-03, страница 16

Я знал, что во время работы будет не до разговоров, задавать вопросы надо сейчас.

— Почему мы вышли так рано? — негромко спрашиваю Ананда. Мы уже на окраине, но меня не покидает ощущение, что не все еще встали и лишний шум может помешать людям.

— У кого есть свой клочок земли — мелкие плантаторы — спешат управиться здесь поскорее. После работы на плантации завода нужно заняться и своими посадками. Семья моего приятеля Риада сводит концы с концами: у него немного своего тростника. Хуже тем, кто живет только за счет работы на сахарных баронов...

Риад, шедший впереди, услышав, о чем я спрашиваю, замедлил шаг.

— На себе узнаете... Когда встанет солнце, можно делать все, что угодно, но только не рубить тростник. Некоторые теряют сознание...

Деревня уже позади, стали успокаиваться растревоженные собаки. Казалось, все снова погружается в сон под легкий шум ветра, шелестящего сухими листьями. За ручьем дорога свернула влево, а мы пошли прямо по стерне. Впереди были слышны голоса: оказывается, мы не самые первые.

Все заняли свои места, и работа началась. Свет фонарика освещал ряды высоких растений. Один за другим следуют резкие взмахи еле загнутых индийских мачете. Тростник срезают у самого корня, очищают от листьев. Ствол бросают влево, а все прочее — вправо. Размеренные быстрые движения. Я вижу, что Риад почти не разгибается, не поднимает головы. Проходит десять, двадцать минут — все те же ритмичные движения, ни одной остановки, ни одного слова.

На посветлевшем небе — фигуры Риада и его друзей.

Около часа мы с Анандом собираем тростник, складываем в кучки. Бригада должна срубить, собрать и погрузить его на металлические решетчатые поддоны.

Подошел сирдар — так называют на Маврикии человека, распределяющего работу. Он проверяет, сколько срублено тростника, как он собран и уложен. От отношений с сирдаром зависит, какой участок получит бригада рубщиков, и в конечном итоге — размер заработка. Сирдар — представитель владельца плантации, и наше с Анандом участие в сегодняшней рубке заранее с ним согласовано.

Ананд спросил, сколько тростника нужно срубить, чтобы выполнить дневную норму.

— На трех человек дневная норма составляет пять с половиной тонн тростника, уложенного в поддоны,— ответил сирдар.— Риад и его бригада справляются с этой задачей. Видите, они втроем берут шестнадцать рядов и идут быстрее дру

гих... И срез тростника как раз по норме.

Спокойная, приветливая речь видавшего виды человека.

— Рассудительный человек,— сказал я Ананду, когда сирдар отошел,— и очень неглупый, видать.

— На Маврикии служба сирдара идет с рабовладельческих времен, когда надсмотрщики ходили по плантации с плетью,— отвечает Ананд.— Много времени прошло, но отношения между людьми на таких вот плантациях не очень-то изменились, разве что плетью не пользуются.

Мы присели на кипу тростника, и Ананд продолжал:

— Одни владеют плантациями и заводами, другие работают на них. Среди первых — те, кто ведет свою родословную от рабовладельцев. Словно клещи вцепились они в эту землю, и пока никакой силой не выкурить их отсюда..

— Я видел их во время церемонии открытия сезона. Двести тридцать восьмого...

— Вот! Столько лет они здесь делают деньги на таких вот ребятах, как Риад и его друзья.

...Показался красный диск солнца. По океану, до которого отсюда километра два по прямой, пробежала светлая яркая полоса. Легкая дымка рассеялась, и все вокруг налилось сочными красками.

— Отдохни,— сказал Ананд Риа-ду, когда мы снова подошли к рубщикам.

— Сейчас будет завтрак... Да, пожалуй, пора.

Прежде чем мы сели в кружок и развязали свои сумки, Ананд взял мачете и минут десять срезал тростник. Он хотел показать Риаду, что не совсем еще забыл дело, к которому привык с детства. Взял в руки мачете и я. Он, конечно, застревал в тростнике, и мне приходилось два-три раза рубить по одному и тому же месту. Наша с Анандом неопытность вызвала у рубщиков улыбки, посыпались шутки, советы.

Мы напились воды из больших бутылей, потом ели по-индийски приготовленный рис с острой приправой.

— Ты не толькр разучился рубить тростник,— продолжал подшучивать над Анандом Риад,— ты, наверное, забыл наши сирандены. Ну-ка быстро отвечай. Мой дом желтый внутри и белый снаружи?

— Яйцо,— ответил Ананд.

— Я — деревянный. Когда на мне листья, то нет корней, а когда есть корни, то нет листьев?

Ананд задумался, а это вызвало смех присутствующих. На сиранде-ны-загадки нужно отвечать мгновенно.

— Парусник,— наконец-то нашелся Ананд.

— Моя десятилетняя Памела отвечает быстрее,— хмыкнул Риад.

Ананд оживился. Эта игра, видно, напомнила ему детство.

— Ну давай дальше,-— продол

жал Риад,— а то наш гость из России подумает, что ты или вырос не на Маврикии, или совсем забыл, чему тебя здесь учили. Слушай! Тот, кто видит, не берет; кто берет, не ест; тот, кто ест, того не бьют; кого бьют, не кричит, а кричит не тот, кто плачет!

— Да ну тебя! Все перепутал. Разве поймешь, о чем ты? — Ананд улыбается, и я не пойму, действительно он не знает ответа или хочет доставить удовольствие друзьям.

— Это же негритенок, который срывает банан в саду,— не выдерживает сидящий напротив парень.— Его глаза видят банан, а берут руки; руки берут, а рот ест; рот ест, а бьют по спине; кричит не спина, которую бьют, а рот; зато плачет не рот, а глаза. Ну, понял?

Солнце поднимается, и его лучи заставляют подумать о спасительной тени.

— А в Советском Союзе есть сахарный тростник? — спросил вдруг Риад.

— Нет,— сказал я.

— Ты же видел, что он первый раз на рубке,— пришел на выручку Ананд.— Как в этом году заработки?

Наши собеседники помрачнели.

— Да в угол загоняют. Цены растут, концы с концами не сведешь! Одна надежда на профсоюз, начали его организовывать. Нужно еще

Рубщик должен срубить тростник и дотащить его до машины.