Вокруг света 1986-04, страница 49

женные здесь две небольшие деревянные лопатки, части песцовой ловушки, рукоять шила, неполная слюдяная оконница, деталь нарты и фрагмент шахматной доски. Фрагмент этот особенно любопытен...

Как известно, шахматная игра, проникшая на Русь с востока более тысячи лет назад, пользовалась во все времена большой популярностью. Хорошо была известна эта игра и поморам. Шахматы сопровождали участников первых морских экспедиций в морях восточного сектора Арктики и были впоследствии обнаружены и на острове Фаддея у северо-восточного побережья полуострова Таймыр, и на острове Большой Бегичев в море Лаптевых. Находили шахматные фигурки и доски при раскопках Мангазеи. Известна была эта игра и в древнем сибирском городе Зашиверске.

На Шпицбергене в семи поселениях XVI—XVII веков было найдено восемь шахматных фигурок и четыре доски. Фрагмент доски из дома Стаббэльва, как и все остальные предметы, связанные с этим памятником, датируется серединой XVI века. Значит, это древнейшая из сохранившихся русских шахматных досок! До сих пор таковыми считались шахматные доски (или шахматницы, как называли их на Руси) из Мангазеи. Найденный нами фрагмент невелик, однако можно представить общую площадь игрового поля: 40 на 40 сантиметров. Клетки были разделены тонкими прорезными канавками и раскрашены.

Но, пожалуй, самые интересные находки в доме Стаббэльва — это четыре надписи. Две из них являются автографами некоего Галактиона Кабачева. На небольшой дощечке он вырезал свое имя: ГАЛАХА КАБАЧЕВ и инициалы: ГНК. Другой обитатель этого дома обозначил своими инициалами распялку для песцовых шкурок — ЛТ. Имена еще двоих зимовщиков содержатся в тексте, вырезанном на самодельном деревянном ковше: «ИВАННЪ ПЕТРО ВАПЕ ПАНОВА СОРОЧЕНО ДЕЛО» (Иван Петров справлял по Вапе Панову сороковой день). О многом мдгут рассказать эти надписи. Дом у реки Стаббэльвы, как уже говорилось, существовал недолго, и вряд ли в нем жили еще какие-то люди, кроме Галактиона Кабачева, Ивана Петрова, Вацы Панова и неизвестного ЛТ. И все они оставили автографы, то есть были грамотными людьми. А ведь это были простые работники, нанятые на сезонный промысел... Что-то есть в этом от древнего Новгорода с его берестяными грамотами, имевшими хождение среди простого городского и сельского люда. Почти полное отсутствие крепостного права и особенности хозяйственной деятельности поморов, связанной с мореходством, то есть с умением читать карты и лоции,

пользоваться навигационными приборами, в значительной мере предопределили развитие грамотности и высокий уровень духовной культуры населения этого района России.

На Шпицбергене, помимо упомянутых надписей, были обнаружены еще две XVI века — в заливе Ван-Майен-Фиорд. Одна из них являлась автографом, вырезанным на китовом позвонке: «ОНДРЕЙ... ОВ», другая рассказывала о смерти какого-то зимовщика и была вырезана на распялке для песцовых шкурок.

Эту распялку мы обнаружили в поселении Гравшён. Поселение датировано примерно тем же временем, что и дом Стаббэльва,— 1567 годом и находится всего в 14 километрах от него. Но дом у лагуны Гравшён заметно отличается от дома Галахи Кабачева и его товарищей. Это был целый комплекс построек, состоявший из теплого помещения с печью, просторных сеней и бани с предбанником. Это была базовая, так называемая «становая» изба, на некотором расстоянии от которой промысловики строили свои меньшие дома — «станки». Такое расположение жилищ не было случайным.

Обилие морского зверя: моржа, тюленя, нерпы, морского зайца — влекло сюда русских промысловиков и в более поздние времена. По сообщению «Архангельских губернских ведомостей», в XVIII веке только за один сезон на Шпицбергене зимовало до двух тысяч охотников. Можно представить, какими благодатными для промысла были эти места в XVI веке! И неудивительно, что поморы отработали свою систему промыслов. Создание становых изб и станков, которые располагались на расстоянии 15—20 километров друг от друга, позволяло промысловой артели рассредоточиться и значительно расширить зону своей деятельности. По всей вероятности, именно такая связь существовала между постройками Г равшён и Стаббэльва, открытыми нашей экспедицией.

Естественно, что такая практика не могла возникнуть на Шпицбёр-гене сразу, вдруг. Для этого потребовалось основательное знакомство с географией архипелага, его климатическими особенностями, распределением моржовых лежбищ. А на это должно было уйти немало времени... Вот почему мы вправе полагать, что найденные нами постройки середины XVI века не являются древнейшими русскими памятниками на этом обширном арктическом архипелаге. Начало освоения поморами Шпицбергена уходит в еще более далекое, неизвестное пока прошлое.

ВАДИМ СТАРКОВ, кандидат исторических наук Фото В. ЗАВЬЯЛОВА

Курьер

ОПАСНЫЕ ГОСТИ

Экологи не устают предупреждать об опасности непродуманного переселения различных представителей животного мира в новые для них географические районы. В свое время классический урок на сей счет преподали кролики. В 1859 году в Австралию из Англии привезли две дюжины ушастых зверьков, чтобы развести их в качестве охотничьей дичи. Попав в незанятую экологическую нишу, они размножились в таком огромном количестве, что стали настоящим бедствием для фермеров-скотоводов. Какие только меры не перепробовали для борьбы с ними, но без особого успеха^ Сегодня уже сто миллионов кроликов совершают опустошительные набеги на пастбища.

Другим бичом на пятом континенте стали жабы. Пятьдесят лет назад кто-то из фермеров, выращивающих сахарный тростник, завез из Южной Америки сотню жаб для борьбы с вредителями. Однако в новых условиях гостьи вдруг исключили из своего рациона насекомых, которых должны были уничтожать, и вместо них стали пожирать растительность. А поскольку жабы отличаются исключительной плодовитостью — потомство одной самки может исчисляться сотнями тысяч,— то сейчас их численность приближается к пятнадцати миллионам.

Экологические ошибки продолжаются и в наши дни. Несколько лет назад один испанский рисовод завез американского пресноводного краба на рисовые поля близ Севильи. Он рассчитывал, что, роя норки, крабы будут рыхлить почву и урожаи поднимутся. «Новатор» только не учел быстроту, с которой размножаются членистоногие. Вскоре их число достигло десяти миллионов, а урожаи риса катастрофически упали. К тому же крабы своими норками разрушают дамбы и плотины, так что рисоводы едва успевают восстанавливать их.

В соседней Португалии по совету теперь уже самих экологов для контроля за состоянием эвкалиптовых лесов из Австралии выписали жука фо-раканта. Это насекомое, размером около четырех сантиметров питается корой и листьями эвкалиптов, пораженных различными болезнями. Однако местный климат оказался настолько благоприятным для санитаров леса, что в сочетании с отсутствием естественных врагов вызвал непредвиденную «цепную реакцию». Произошел настоящий взрыв популяции фораканта, «законной» пищи им перестало хватать, и они стали