Вокруг света 1986-05, страница 48

производства, повысить практическую ценность товаров? Вы уже предприняли подобные попытки?

В глазах Резерфорда он прочел презрение.

— Технология? Производственный процесс? Любезнейший, мы не ремесленники. Мы занимаемся чистой наукой. Нас волнуют ценности духовные!

— Но профессор Руссмоллер...— возразил Джеймс.— Профессор Руссмоллер сделал много практических открытий: изобрел батарею холода, гравитационную линзу да мало ли... Он...

Резерфорд перебил его:

— Согласен. Руссмоллер их изобрел. А в результате? Безумный технический прогресс, господство незнаек-инженеров, которые совратили мир. Нет, мы в эту ошибку не впадем — мы останемся в кругу проблем интеллектуального свойства. И лишь когда достигнем высочайших высот, мы с помощью одного познания сумеем изменить мир и самих себя.

Он мягко отстранил Джеймса и направился к выходу.

Джеймс был глубоко разочарован. Он поднялся по лестнице-трапу, вошел в церковный неф. Никого нет, все молящиеся оставили свои скамьи. Он уже хотел было выйти, но вдруг одумался... Открыл входные ворота и снова закрыл их. Затем скользнул в боковой неф, заставленный скамьями и креслами, и присел за скамьей последнего ряда.

Погасли немногие горевшие еще светильники. Только язычки свечей отбрасывали тоскливые тени. От входных дверей донесся глухой шумок, щелкнул электрический замок...

Джеймс пробыл в своем укрытии еще десять минут. Вынул свечку из подсвечника, приблизился к опускной двери. Открыл ее и через коридор, переднюю комнату и актовый зал проник к стальной двери, за которой, очевидно, находился тот, к кому так взывали все собравшиеся после демонстрации радужного снопа света. Может быть, он у цели?

Пальцы его дрожали, когда он прикоснулся к крутящейся рукоятке замка. И вот дверь подалась. Помещение было несколько меньше актового зала и слабо освещено скрытыми источниками света. В комнате было несколько столов, а на них Какие-то предметы причудливых форм, покрытые бархатными чехлами. У противоположной стены стояла кровать, к которой тянулись трубки и шланги. Там лежал кто-то, закутанный в одеяло. Джеймс тихонько подошел поближе. Лежавший постанывал и вздыхал. Джеймс поднялся на ступеньку и наклонился. Никогда в жизни ему не приходилось видеть столь изможденного лица: какая-то дряблая масса, вся в морщинах. Кожа серая, несколько кустиков пожелтевших волос на висках и в ноздрях.

Но лицо это жило Джеймс видел, как из двух глубоких впадин куда-то мимо него, в пространство, смотрели глаза, которые время от времени открывались и закрывались,— профессор Руссмоллер, если это был он, жил!

— Вы меня слышите? — спросил Джеймс.— Можете меня понять?

Никакой реакции. Повторил свои вопросы погромче — тщетно. И вдруг его охватила безудержная, необъяснимая ярость, он схватил эту спеленутую одеялами куклу и затряс ее, крича:

— Да проснитесь, вы! Выслушайте же меня! Вы должны меня выслушать!

И неожиданно в этом лице произошла какая-то перемена, хотя Джеймс не смог бы объяснить, в чем она выразилась. Возможно, то было едва заметное движение, чуть напрягшаяся кожа. Искра жизни, тлевшая еще в этом теле, проснулась. Его бескровные губы округлились, и он прошепелявил:

— Зачем вы меня так мучаете?

— Профессор Руссмоллер! — воскликнул Джеймс, приникнув почти вплотную к этому изможденному лицу.— Ведь вы профессор Руссмоллер, не так ли?

— Да, это я,—- прошептал тот.

— Я должен спросить вас кое о чем: в некоторых заводских подземных установках произошла самопере

стройка — и производительность их возросла. Вы имеете к этому отношение? Вы или ваши люди?

На лице профессора отразилось что-то вроде чувства отвращения.

— Эти люди...— На несколько секунд наступила тишина, а потом прозвучало нечто вроде вороньего карканья — он так смеялся.— Мои последователи! Они ничего не смыслят. И ничего не умеют. Ничего, ничего!

— Но ведь они занимаются наукой! — прошептал Джеймс.

— Наукой? Наука мертва. И ей никогда не воскреснуть.

— Но им известны символы, формулы!

— Пустые знаки, пустые формулы, но не их содержание... Эти люди погружаются в размышления. Но не мыслят. Мыслить трудно. Люди отучились мыслить.

— Но кто же? — воскликнул в отчаянии Джеймс.— Кто усовершенствовал заводские установки? Ведь там что-то происходит, вы понимаете? Действительно происходит!

Его слова отскакивали от угасающего сознания профессора, как от обитой резиной стены.

— Никто не в силах ничего изменить. Никто ничего не понимает. Никто не в состоянии мыслить,— профессор умолк. А потом снова заговорил: — Я бесконечно устал. Дайте мне заснуть. А лучше дайте мне умереть!

Лицо его замерло. Губы опали. Из уголка рта потекла тоненькая струйка слюны. Джеймс повернулся и побежал прочь.

Он задачу не выполнил, и потому подвергнется переориентации. Однако в том положении, в которое попал Джеймс Форсайт, это не казалось ему столь уж страшным; более того, ему уже думалось, что это даже выход для него, ибо теперь его мучила сама проблема, а вовсе не последствия собственной неудачи. Что все-таки происходило на автоматических заводах, в кибернетических садах, в электронных устройствах? Где те люди, которые могли бы изменять их программы? Или профессор прав, и такие люди перевелись?

Что бы Джеймс ни предпринимал до сих пор, было необычным и даже до какой-то степени опасным, но ведь он работал в конце концов по поручению полиции, которая защитит его и прикроет, если с ним что-нибудь стрясется. Он обладал даже привилегией, единственной в своем роде в этом государстве перманентности,— ему разрешено срывать пломбы и разбирать механизмы, не опасаясь никакого наказания. Но теперь ему предстояло сделать то, за что прощения он не получит — совершить нечто чудовищное. Но если он хочет разгадать загадку, другого выхода нет. А там будь что будет.

Существовали считанные пункты контакта подземных плоскостей, где находились автоматизированные предприятия, с верхними, наземными, где обитали люди. Правда, в каждом магазине-хранилище имелась подъемная решетка, на которой снизу подавались заказанные по специальной шкале товары и продукты — причем немедленно и безошибочно. Со времени введения этой системы не было больше недостатка ни в чем, равно как и причины эту систему изменить. Любое изменение способно вызвать аварии, заторы, неисправности, а значит, и недовольство, волнения, бунты. Все следовало оставить как есть, «заморозить», и каждый разумный человек должен был с этим согласиться. Поскольку вся система автоматизированного производства и ремонт производила автономно, людям незачем было ее касаться. «Галли» как называли входы в подземные регионы, потеряли свой смысл и назначение. Их замуровали, и вскоре все забыли уже, где они — покрытые теперь толстым слоем цемента — находятся под высотными зданиями, площадками для игр, под уличными мостовыми или под зеленью лужаек в парках.

Только чистой случайностью можно объяснить, что Джеймс все-таки обнаружил один из галли — в зоосаде,

¹ Галли — сток (англ.).