Вокруг света 1986-08, страница 53

Когда Громов, в 1835 году переведенный из Иркутска на Камчатку, навестил Никифорова, тот был уже глубоким старцем. Любознательному гостю бросились в глаза большие часы, «прикрепленные к стене на безыскусственном из лиственничного дерева пьедестале». Их покрывал такой слой копоти, что трудно было разобрать, из чего они сделаны. Часы не ходили, и, вероятно, давным-давно. Громов пожелал их купить. Старец воспротивился, тоже понимая, что не в деньгах выражается цена этого испорченного часового механизма. «Нет,— сказал он,— пусть стоят над моей койкою, пока я жив, хотя и не ходят. По смерти моей старайтесь получить их от наследника». Едва

зыкальный перезвон. Нет перезвона». «Бой. Нет боя». (Разумеется, по-английски.) Выше кружков полукруг, «по дуге которого особая стрелочка показывает дни луны, а под дугою изображена среди звезд и сама луна, изменяющаяся согласно счисления дней». Наконец, еще полукруг, на котором «исчислены» музыкальные пьесы: марши, менуэты, колокольный звон — всего шесть пьес... Которая больше полюбится, можно повернуть нужную стрелку — и через каждые три часа пьеса будет повторяться. А хочешь, чтобы музыка играла непрерывно, тронь за «снурок» с правой стороны футляра. («Снурок с левой стороны служит для спроса: который час?»)

Сноу, который в 1843 году отвез часы на Сандвичевы острова и возвратил два года спустя со счетом от мастера Бордмана из Гонолулу. В счете значилось: 8 пиастров собственно за починку да за то, что в починке часы были 15 дней, особая поденная оплата,— всего 68 пиастров. («При этом Сноу уверял, что часы в техническом и особенно историческом отношении обратили на себя внимание англичан, находившихся на Сандвичевых островах».)

Лишь в 1846 году оставил Громов Камчатку. «В течение 35-ти дней переезда до Охотска носились они (часы.— Л. П.) с хозяином на... судне «Иртыше» п, морю, при свирепом осеннем разгуле ветров,— вспомина-

Рисунки в. НЕВОЛИНА

старец умер, Громов за 300 рублей выкупил-таки часы у его племянника.

Вот тут-то начинается их следующая одиссея. Из Нижнекамчатска они были доставлены морем в Петропавловск. В те годы здесь проживало достаточно иностранцев, как торговцев, так и мастеровых, искавших легкой поживы. Они содрали с Громова немалую денежку за очистку часов от более чем полувековой грязи. Часы пошли!

И какие это были часы! Завод ключом на восемь суток. «Бой часов с репетициею». Футляр в виде башни — из красного дерева, на четырех бронзовых с позолотою лапах. По углам бронзовые украшения, сверху — бронзовая человеческая голова. Да еще наверху футляра по углам пять башенок из красного дерева, отделанных бронзой. Сквозь квадратную прорезь в циферблате «выказывается число месяца». Два кружка с указанием стрелками на слова: «Му-

Остается добавить, что были часы довольно громоздки: более полуметра в высоту и четверть метра в ширину. Вот такое изделие фирмы Эрдели Нортона ¹, что в Лондоне, оказалось в руках Прокопия Громова.

Но хотя часы и пошли, в музыкальном отделе не все оказалось в порядке и навести этот порядок в пределах Камчатки было некому. Выручил коллекционера американский купец

¹ Эрдели Нортон — весьма известный по тем временам часовой мастер. И мне подумалось, что часы его работы, подобные вышеописанным, могут экспонироваться в каком-нибудь из наших музеев. Скорее всего в Москве, в Политехническом. Ре-лил проверить. Ноколлекция часов в этом музее, против ожидания, оказалась немногочисленной, и Нортон представлен в ней единственными часами, да и то карманными. Правда, тоже достаточно сложными для конца XVIII века.— Л. П.

ет сам Громов.— От Охотска до Якутска 30 дней везены были зимним путем, 200 верст на собаках, 500 верст на оленях и 300 верст на лошадях». На каком-то перегоне часы отстали от Громова и еще полгода-год путешествовали с неким купцом «2500 верст по Лене и 250 верст на колесах лошадьми».

Громов опубликовал свою статью семь лет спустя после описанных событий — часы продолжали исправно идти у него дома в Иркутске.

Что меня особенно привлекает в исторических свидетельствах и изысканиях, так это несоответствия. Когда не хватает фактика, подробности, того самого вскользь сказанного кем-то там в старину слова, которое и прояснило бы суть, схватило бы крепким узелком разрозненное, несогласующееся. Нет такого узелка — значит, есть поле для раздумий, домыслов, предположений,