Вокруг света 1986-09, страница 14но недовольны были старики. И когда сандинисты появились в округе, встретили их неприветливо, молчком. В большинстве своем сандинисты оказались молодыми парнями с запада, «испанцами». Горячие были ребята, собирали митинги, говорили о революции, об империализме. Но их мало кто понимал. Постепенно буря событий утихла. Вместо прежнего сержанта в Тара появился другой — сандинистский. Он взяток не брал и не позволял заниматься контрабандой, чем вызвал гнев многих. Досточтимый Бонд вновь открыл церковь. Нар уже начинал думать, что жизнь потихоньку вернется в прежнее русло, но его надежды не оправдались. Все чаще в дом Вильсона стал заглядывать Педро, сандинистский начальник из Тара. Начиная разговор издалека, он каждый раз заканчивал одним и тем же — убеждал Нара создать кооператив. Мол, все будет как прежде и Нар сможет растить рис, бананы, рыбачить,— но только не один, а вместе с другими крестьянами. В словах сержанта Нар Вильсон чувствовал смысл и правду: действительно, он, его старшие сыновья да и соседи, работая вместе, смогут зажить лучше и без контрабанды. Но, осторожничая, Нар отмалчивался, делал вид, что не все понимает. Педро говорил по-испански, а этот язык Нар и на самом деле знал очень плохо. Начиная с мая 1981 года стали навещать Нара и люди с той стороны границы. Были среди них мискито гондурасские и никарагуанские, были и «испанцы». Они переправлялись через реку ночью, оставались в его доме по нескольку дней, пользуясь гостеприимством хозяина. Ведь Нар — мискито, а мискито не может прогнать человека от своего очага, кем бы он ни был. Пришельцы были народ опасный, хоть и говорили на родном Нару языке. Они не расставались с оружием, проклинали сандинистов и уговаривали Нара уйти с ними за кордон. Он отмалчивался, хотя ни правды, ни смысла в их словах не находил. Однажды в ноябре, когда после долгих дождей сельва пропиталась влагой, как губка в море, у дома Нара высадился большой отряд, человек в сто, которые приплыли из Гондураса на десяти больших лодках. Среди них Нар увидел своего старшего брата Вильяма и зятя, мужа сестры Марлен. Остальные были ему не знакомы. Нара попросили провести отряд по суше к поселку Тара. Нар долго отказывался, но Вильям, поговорив с командиром, пообещал, что потом ему сразу разрешат вернуться домой и оставят в покое. Атака на поселок была недолгой. Полчаса перестрелки, и отряд ворвался в узкие улочки Тара. Только тогда понял Нар, что совершил, и понял, что возврата к прежней жизни уже не будет. Пограничников плпебили, сержанта Педро заруби ли мачете. Изнасиловали, а потом расстреляли молодую учительницу, которая недавно приехала в поселок из Манагуа. Сомосовцы возвращались к лодкам возбужденные, разгоряченные успехом. Вильям шел рядом с На-ром, долго молчал, а потом наконец произнес: — Конечно, может быть, и не стоило так... Зато пусть знают эти «испанцы», как лезть на нашу землю и наводить свои красные порядки!— закончил он с неожиданной злостью и добавил:— А тебе, брат, придется уходить с нами. Не простят тебе сандинисты. Нам инструктор в лагере говорил, что они пленных убивают или отправляют на Кубу, на каторгу. А жен пленных — по своим батальонам пускают... Так-то, брат. Пойдем на ту сторону от греха... Нар только молча помотал головой. Идти куда-то он не собирался. Не хотел покидать свой дом, оставлять свою лодку, расставаться с семьей. Однако пришлось. Перед погрузкой главарь отряда сказал, зло сощурив глаза: «Пойдешь с нами, индеец». Главарь не был мискито, не был и никарагуанцем. Потому и сказал так, будто отдал приказ: «Пойдешь с нами, индеец». Нар опять отрицательно покачал головой, не проррнив ни звука. Главарь, ухмыльнувшись, показал на него пальцем, и двое бандитов уткнули дула винтовок в грудь Нара. Индеец в третий раз покачал головой. Главарь принялся кричать и махать руками. Нар стоял молча. Наконец главарь, наоравшись, мотнул головой — трое его людей выволокли из дома жену и детей Нара, поставили их спинами к реке, отошли и приготовились стрелять. «Теперь пойдешь, индеец?»— спросил главарь и вновь ухмыльнулся. Нар все так же молча побрел по песку к лодкам. За ним бандиты подталкивали прикладами женщину и ребятишек. Пока они пересекали реку, Нар стоял на корме, лицом к никарагуанскому берегу, и, сдерживая подступавшие к горлу рыдания, смотрел, как полыхает его дом. По воде бежали багряные блики. — Зачем подожгли?— шепотом, не отрывая взгляда от огня, спросил Нар. — А чтобы тебя назад не тянуло,— ответил из темноты чей-то насмешливый голос. В Гондурасе Нара поместили в тренировочный лагерь, семья жила неподалеку в поселке. В лагере Нар под руководством гондурасских офицеров и двух янки занимался военным делом: ползал, стрелял, бросал гранаты, изучал автомат. Через три месяца его определили в группу, состоявшую из трехсот человек, и отправили в Никарагуа — убивать. Несколько недель они прятались в джунглях, устраивали засады на дорогах, нападали на поселки, на подразделения сандинистской армии. И все это время Нара не оставляла мысль о побеге. Но как? Ведь там, за Коко, семья. Бежать ему удалось лишь через год после той роковой для него ноябрьской ночи. Жена к тому времени умерла, Нара стали чаще отпускать к детям. В один из таких дней они и ушли впятером — Нар и четыре сына. Несколько суток блуждали по сельве, путая следы, уходя от гондурасцев и сомосов-цев. Однажды пришлось и пострелять. Но спасибо американцам и прочим инструкторам — научили. Нар и раньше был неплохим стрелком, теперь же у него в руках был не охотничий дробовик, а автомат. В перестрелке он свалил двоих, остальные отстали. Потом Нар с сыновьями переплыл на плоту Коко и пришел в Тара. Но в поселке было пусто. Тара вымер, многие дома стояли обгоревшими, от иных остались лишь черные головешки. Пятерых беглецов встретил армейский патруль. Нара отправили в Пуэрто-Кабесас, оттуда — в Манагуа. Пять лет заключения, определенные судом, не показались Нару чрезмерным сроком. Понимал: он заслужил большего за то, что успел натворить на земле Никарагуа. Отсидел всего несколько месяцев — подоспела амнистия. Что делать на воле, куда идти? Нару посоветовали уехать в Селайю, в Ташба-При. Там же, сказали, живут и его сыновья, с которыми он пришел из Гондураса. Нар шел по Сумубиле и не верил своим глазам. У индейцев хорошие дома, школа, медпункт на холме. Из раскрытых настежь дверей несется музыка — это включены радиоприемники, детишки играют на поляне перед садиком. А главное — многие в селении с оружием. Но ведь в Гондурасе ему внушали, что сандинисты угнетают индейцев, отбирают у них детей и жен, начальники делят между собой имущество и земли мискито... Значит, врали? Выходит, так. Выходит, индейцы вовсе не нуждаются в защите сомосовцев. Наоборот, сами взяли в руки оружие, чтобы защищаться от этих «защитников», от него, Нара... Я встретил Нара на окраине Суму-билы, у самой кромки джунглей. Он рыл глубокие ямы в глинистой, влажной земле. Рядом лежали толстые белые стволы сейб. — Подумал, обоснуюсь отдельно,— сказал он, присаживаясь на бревна и закуривая.— Скоро еще один сын от меня уйдет — жениться надумал. Я останусь с тремя младшими, в школу их отдам, пусть учатся. Прокормлю. В кооператив вступлю. Вот только дом новый поставлю...— И он ласково погладил широкой ладонью чуть сыроватые, живые еще стволы... |