Вокруг света 1987-10, страница 17

горам. Дети то бодрствуют по двое суток, то сутками спят и — круглый год само прилежание — теперь сводят с ума учителей: скопом прогуливают уроки, скопом засыпают в классах мертвецким сном.

В доме датчанина Кильда, у которого в это время жил Кпомасси, произошло Событие. О нем сообщила няня-эскимоска. Кильд сначала отмахнулся, потом спохватился, скомандовал: праздновать будем по традиции всем поселком! Кильд — из «огренландившихся» датчан, он старается держаться древних обычаев страны.

Соседи собираются за столом. Все повторяют: малыш Кильда убил муху! Да-да, празднество посвящено первому охотничьему подвигу пятилетнего мальчика. Из мухи делают слона? Нет, муха замещает будущего тюленя. Гости едят пироги, приговаривают: «Отличная тюленятина!» Герой дня ревет белугой: ему-то не перепадает ни крошки с праздничного стола! Пироги символизируют тюленя, а своего первого убитого тюленя молодой охотник не смеет есть — он обязан угостить все племя. Дома, в Того, сын должен первую зарплату отдать отцу, даже если это полфранка. А молодой эскимос выказывает уважение всей общине.

Следует отметить, записал Кпомасси, что это был подвиг: мух на Гренландии куда меньше, чем в его родном Того...

ТОРФЯНОЙ дом

В полукилометре от пристани Упернавика — поселка на крайнем севере острова — высится огромный дом в стиле датских сельских сараев. Это штаб-квартира датской строительной фирмы — форпоста прогресса или того, что принято считать прогрессом. В считанных метрах от него взгляд наталкивается На другой сюрприз: торфяной домик. Строительная фирма истребила их во всех окрестных поселках, а в Упернавике домик чудом остался. От земли это характерное для прошлого века строеньице поднимается метра на два, по площади оно раза в три меньше крохотных типовых домиков. Издалека — не жилье, а пригорок. Стены сложены из торфа и плоских камней. Посередине крыши торчит каменная труба. В жилище ведет нечто вроде торфяного тоннеля, по которому надо пробираться на четвереньках, зато зимой домик не выстуживается.

Кпомасси, конечно, немедленно встал на четвереньки и прополз по тоннелю в прихожую, оттуда — в единственную комнату. Ему навстречу поднялся длинноволосый круглолицый старик — подвижный, с умным взглядом. Рубаха на локтях протерта, руки в карманах штанов, подпоясанных веревкой.

Не здороваясь, как и положено, он сказал:

— Ну, где ты пропадал? Я ждал

тебя еще два месяца назад!

— ???

— Про тебя говорили по радио, когда ты приплыл. Говорили, ты ищещь старину, я понял, тебе меня не миновать.

Так Кпомасси познакомился с Ровером Матаком. Старик живет с женой и дочерью, давно похоронил сверстников. Бывалый охотник и рыбак, он — кладезь старинных преданий, помнит многие народные традиции.

— Живи у меня,— говорит Матак африканцу,— только потолок головой не пробей.

Стены домика внутри обшиты досками. Матак обклеил их старыми газетами и журналами — Робер большой любитель чтения, но жена так и норовит выбросить всю эту макулатуру, так что на стенах оно сохраннее.

Записывая подробности обычаев и ритуалов, слушая легенды, которые помнил Матак, Кпомасси непрестанно сопоставлял их со своими детскими африканскими впечатлениями. Как все похоже — и не похоже. Муж, например, у эскимосов не смеет шуметь после смерти жены — в течение месяца ему запрещено работать молотком, пилой, даже кости во время еды нельзя ломать: дух жены бродит поблизости, его нельзя беспокоить. А в Африке души умерших, наоборот, отгоняют шумом.

По легенде, остров Диско некогда

располагался намного севернее. Могучий шаман задумал увести его на юг. Он уже проволок остров далеко по морю, как вдруг увидел, что в поселке женщина нарушила один из запретов. Сила шамана вмиг иссякла, и остров застрял на полпути. Но разве в африканскую деревушку беды приходят не тем же путем — из-за нарушения табу?

НАСТОЯЩИЙ ГРЕНЛАНДЕЦ

Надвигалась осень. Кпомасси без страха ждал вторую зиму: он уже умел охотиться, управлять нартами, привык к местной пище. В часы морозов тело Кпомасси больше не бунтовало, поэзия льдов замораживала в нем тоску по Африке.

«Я привык к этому краю,— писал Кпомасси,— и мог бы остаться на Гренландии до конца жизни. Завел бы каяк, построил дом. Конечно, не на юге острова, а на севере — поблизости от таких настоящих гренландцев, как Робер Матак, молодые охотники на тюленей в Туле или Аасиаа-те. Но какая польза моим соотечественникам в Того, что я познал северный остров? Разве я не обязан вернуться и рассказать обо всем, что видел? Обновленная Африка должна узнать о других народах из первых рук».

И вот последний обед Кпомасси в доме Матака. Тэтэ с аппетитом ест тюленьи потроха, обильно политые желтым кровянистым жиром.

— Ты так полюбил пищу нашей страны,— говорит дочь Матака,— зачем ты уезжаешь?

— Останься. Ты — настоящий гренландец, — вторит Матак. — Сколько европейцев грозятся каждый год уехать из Гренландии, а остаются на всю жизнь! Вот и ты... Впрочем, ты, верно, стосковался по родным в Африке.

На прощание Матак дарит Кпомасси шнурок с зубом и когтем медведя, убитого им давным-давно.

— Носи,— говорит он.— У меня нет ничего дороже.

Так некогда Тэтэ получил амулет от своего деда — только это были зубы и коготь леопарда. И вручение было обставлено церемониями — в скрытом месте, на закате дня, с ритуальными речами. Север не располагает к красноречию — жизнь .слишком устает бороться за самое себя. И дичи не такое изобилие, а плоды... что такое плоды, до сих пор не всякий гренландец знает.

Посёлок провожает Кпомасси. Меховые вещи розданы знакомым — что с ними делать в тропиках? Рюкзак набит подарками: гарпун для охоты на птиц, бич для собак, каяк и нарты — из щепок, куклы, наряженные в старинные женские одежды, черная скульптура торнассоу-ка, за которого его некогда принимали...

На пристани Матак упорно отворачивается от Кпомасси. И африканец впервые за год обнаруживает: эскимосы умеют плакать.