Вокруг света 1987-11, страница 24

открытку. Седые фронтовики выходили к дороге при боевых регалиях, обнимали таких же седых, как они, американских ветеранов и, утирая слезы, повторяли: «Спасибо, ребята!»

В одной деревушке-невеличке на обочине у калитки стояла табуретка. На ней — трехлитровая банка молока, стакан, чашка с шариками засахаренного драже.

— Пейте, дорогие, подкрепляйтесь,— приговаривала древняя, морщинистая, почти неприметная в тени забора, старушка с жалостливо прищуренными голубыми глазами. Плечистый рыжеволосый американец — я знал только, что зовут его Рик Лайф, ему 23 года и что в детстве ему довелось побывать с родителями в Москве,— толкнул меня в плечо:

— Грег, она это продает?

— Она угощает,— ответил я.— Говорит, должно быть, ты устал, и предлагает подкрепиться. Выпей.

Улыбка слетела с лица Рика, вид у него стал растерянный, стакан молока, который я ему налил, он выпил с трудом. Затем сел прямо у калитки на пыльную землю и разрыдался...

— Я всегда был самым обыкновенным американцем,— рассказывал Рик вечером в палатке.— Увлекался футболом и бейсболом, врагами считал красных, учился рассчитывать в жизни на самого себя и далек был от всяких миротворцев, охранителей природы и иже с ними. Я рос в семье военного моряка и сам надеялся стать военным. Надеялся втайне: мама и слышать об этом не хотела. Ее отец, мой дед, был штурманом бомбардировщика и погиб в сорок четвертом в Европе. И за моего отца она, и я вместе с ней, тоже очень переживала, когда он уходил в море...

Все изменилось в 1985 году. В руки

мне случайно попал листок — приглашение на Великий марш мира по Соединенным Штатам Цели марша мне тс*гда были безразличны. Но идея пересечь страну пешком от Тихого до Атлантического океана меня захватила. Подал заявление, его приняли.

На Великом марше я познакомился с удивительными людьми, они предложили мне посещать действующую при марше Академию мира. В противовес военным в этой академии учили миру. После первых полутора тысяч миль я начал сомневаться в том, что прежде казалось несомненным. И стал задавать вопросы. Кому нужны ядерные испытания, если русские ввели на них мораторий? Если все мы против ядерной войны — а я лично не встречал никого, кто был бы за,— то почему на наши палатки иногда летят цветы, а иногда — ракеты из ракетниц? Я не мог по-прежнему все это объяснить советской угрозой и «коварством красных», не мог безоговорочно верить Рейгану, «что русские комми наступают и только и ждут возможности, чтобы захватить нас всех».

Терпеть не могу зиму, но когда узнал, что такое «ядерная зима», я возненавидел войну. За восемь с половиной месяцев марша по Америке из стороннего наблюдателя я сделался убежденным противником ядерных испытаний, гонки вооружений, оружия массового уничтожения.

Чем ближе марш подходил к Вашингтону, тем больше людей присоединялось к нашим колоннам. Но тем

¹ О встрече с его участниками рассказывал в очерке «Пароход мира на Миссисипи» Владимир Шинкаренко.— См. «Вокруг света», 1987, № 3.

громче звучали голоса скептиков. «Эй, пацифисты! — кричали они.— Нас агитировать против войны легко. Попробуйте-ка поагитируйте за мир в России!» И тогда организаторы марша обратились в ваше посольство. Через полгода получили согласие от русских на марш по Советскому Союзу!

Дело стало за организационной работой, отбором кандидатов, сбором средств. И я, как и другие, ходил от двери к двери, от знакомого к знакомому, и говорил: «Готовится поход за мир по Советскому Союзу, мы будем говорить с русскими о мире, о том, что не хотим воевать. Если верите в эту затею, поддержите ее как можете!» В одних домах мне отвечали: «Это очень хорошо — то, чем вы занимаетесь, но я не имею к этому никакого отношения». В других просто захлопывали перед носом дверь. Но в большинстве — желали удачи, брали адрес, а через несколько дней присылали чек — на пять, десять, двадцать пять долларов. За мной одним стоят двести с лишним человек, которые помогли нам, снарядили в поездку.

Самое трудное до посещения вашей страны было собрать деньги на поездку. Самое трудное после возвращения будет заставить своих сограждан поверить в то, во что поверили мы сами, убедить их в искренности и открытости русских. Убедить в том, в чем мы убеждаемся каждый день, каждый час в вашей стране!

— А ты расскажи своим друзьям,— посоветовал я,— что старушку, которая напоила тебя сегодня молоком у дороги, зовут баба Паша. И что на войне у нее погибли муж и сын, что детей у нее больше нет, и на тебя, американца, она смотрела как на

■