Вокруг света 1988-04, страница 48

ле выбивше двери разграбити с погаными... и многы церкви запалы огнем».

Батыево нашествие непосредственно и грозно коснулось Древней Руси зимой 1237/38 года, когда были сожжены Рязань, Коломна, Москва, Владимир, Суздаль, Ростов, Ярославль, Кострома, Дмитров, Торжок. Гибли памятники искусства и архитектуры, разорялись ремесленные центры, угонялись в полон мастера... Однако разорение материальное в виде выплаты дани Орде все же не помешало князьям накапливать значительные средства и готовиться к свержению ига. И здесь потребность в сплочении перед грозным врагом становилась мощным христианизирующим фактором: объединению людей помогала проповедь всеобщего братства во Христе. На Руси с началом Батыева нашествия она охватила низы городского посада. На листах летописей одно за другим появляются известия, свидетельствующие о том, что христианские символы стали реальной ценностью для городского люда. Так, под 1255 год, в связи с приходом Батыевых «численников» «целоваша святую Бого-родицю меншии, како стати всем — либо живот, либо смерть за правды новго-родьскую, за свою отчину»; под 1259 год — «умрем честно за святую Софью»; под 1293 год ремесленники Твери принуждают бояр целовать крест в том, что они не изменят перед лицом монголо-татарских войск Дюденя... Движение посада к церкви давало низам города новые нравственные силы, возможность ощутить весь город (включая «град» или «кром») как «свой», как единое целое.

Таким образом, началом фактического принятия христианства городским посадом, по-видимому, является вторая половина XIII века. Такое предположение подтверждается и данными из других областей культуры, созданных населением посада, которое осваивало христианство творчески. И церковь вынуждена была принять выдвижение живых носителей христианской идеи, такой, как она понималась городскими низами,— прорицателей, обличителей, мучеников (прямых продолжателей традиции языческих волхвов),— они именовались юродивыми, блаженными и позже были причислены к лику святых. Русской церковью канонизировано 17 юродивых, самым ранним из них считается Прокопий Устюжский, умерший приблизительно в 1330 году. Но кроме официально признанных, конечно, были (особенно в раннюю пору) стихийные проповедники, не удостоившиеся такой чести. В этом убеждает и то, что само выдвижение посадских юродивых было своеобразным протестом против вялости господствующей церкви, против бездейственности того христианства, носителями которого были столь часто порицаемые посадом бояре. «Умрем честно за святую Софью» — это был клич не священника этого храма и не боярина, это голос одного из предшественников городских подвижников.

Посадский люд стал по-новому смотреть и на некоторых христианских святых греческого происхождения, которые затем приобретают неожиданные, неиз

вестные ранее функции. Так, библейский пророк Илья стал громовержцем, владетелем или источником грома и молнии; местные фракийские святые Флор и Лавр, бывшие у себя на родине камено-сечцами, то есть строителями, в Новгороде оказываются уже «коневодцами». О времени и причинах возникновения «коневодческого» культа говорит то, что на всех ранних иконах святые изображались в воинских доспехах, а лошади, если они показывались отдельно, оседланы по-военному. Выходит, этот культ не земледельческий, а городской, и авторство его, очевидно, принадлежит посаду, который с началом монголо-татарского нашествия поднялся на защиту своих городов. Все явление в целом датируется второй половиной XIII века на основании иконописи: именно тогда активно преодолевались грекофильские традиции и создавалась основа национального искусства. Особенно это относится к новгородской живописи, своеобразный стиль которой позже был назван «новгородскими письмами».

По-новому стали строить посадские мастера и христианские храмы — небольшие по размеру каменные церкви, отличающиеся и внешним видом, и интерьером. Такова, например, церковь Николы на Липне, построенная в 1292 году. Внешний облик этих церквей отражал вкусы купеческого и ремесленного населения, в нем заметно большое влияние деревянного зодчества. Творческий подход к сооружению христианской святыни говорит о том, что посадские мастера строили каждый храм для отправления своих религиозных потребностей.

Да и жанр былины — в том виде, в каком он дожил до XIX века,— сложился в годы монголо-татарского нашествия. Еще Н. А. Добролюбовым было высказано такое предположение. На первый взгляд это странно, ведь центральным былинным персонажем является Владимир Красное Солнышко. Да и почему эти сказания, отражающие дружинный быт и восходящие к застольным «славам», исполнявшимся на княжеских пирах, вдруг запел народ? Но ведь шел процесс христианизации посада, и вполне реально, что простой люд, освоив жанр и основной набор сюжетов, стал слагать собственные «старины», отражая в них свое понимание происходящего. Например, воспетая в былине женитьба князя Владимира лишь отдаленно напоминает летописную историю. Как и в Корсунской легенде, здесь говорится о том, что невеста живет довольно далеко и для ее добычи нужна битва, в данном случае — избиение свиты будущего тестя. Невестой является дочь «короля» Золотой Орды, но христианские реалии — такие, как соборная церковь, попы, дьяконы, венчание,— занимают здесь уже достаточно высокое место.

Однако в брачных ритуалах еще много языческого. Так, для богатыря Дуная Ивановича, женившегося одновременно с князем Владимиром, обручение с невестой состояло в обходе «круг ракитова куста». Затем последовало венчание в церкви, после чего — пир, совместный с Владимировым, который и представлен главным актом в узаконении брака.

Итак, разрыв между действительным принятием христианства господствующим классом и низами городского посада был сравнительно небольшим — примерно полстолетия. Можно ли видеть в этом проявление некой закономерности и допустить, что еще через полстолетия стали христианами и крестьяне? Такая картина получилась бы очень стройной, но она не соответствовала бы истине.

О христианизации русских земледельцев каких-либо известий в летописных источниках не обнаружено. Скорее всего они вообще отсутствуют. На взгляд церкви и церковных писателей, все русские с момента «крещения» Руси — христиане (в домонгольской Руси так называли всех русских). В годы монголо-татарского нашествия этот термин в наибольшей степени обозначал «податное население» (в том числе и земледельцев), затем он все более перемещался на земледельческое сословие, и к концу XV века всех русских земледельцев стали именовать — «христиане». Однако какие-либо симпатии земледельцев к церкви при этом не зафиксированы. Да и что мог отметить монастырский книжник, если бы крестьяне действительно проявили повышенный интерес к христианству? То, что они стали христианами? Так формально они были ими и раньше. Нет, крестьян приобщали к новой вере постепенно. В конце XV века к административной деятельности стали привлекать «лучших людей» из черносошного крестьянства, каждый из которых должен был проходить процедуру «крестоце-лования». Значит, в русской деревне в это время — в прямой связи с имущественным расслоением — могли появляться христиане. Но то были, безусловно, единичные случаи.

Мы в действительности не знаем, как смотрели на проблему христианизации крестьян русские люди XIV—XVI веков. Изложенный выше взгляд — всего лишь гипотеза, широко принятая сегодня, потому что наиболее понятная нам. Однако весьма вероятно, что человек далекого прошлого, мысливший иными категориями, к вопросу вероисповедания земледельцев подходил иначе. Бытие русского средневековья четко делилось на два полюса: жизнь государственная, сосредоточенная в городах («государьство», «дело государево»), к ней примыкала и церковь; и жизнь народная — «земля», «дело земское». Это были области, которые вплоть до земской реформы Ивана IV не смешивались и не имели никаких точек соприкосновения, кроме экономической (ежегодная выплата оброка). То есть до середины XVI века государство не вмешивалось во внутренний мир крестьян, что, кстати сказать, было условием формирования народной культуры. Не случайно народная сфера именовалась «землей»: пашня и человек на пашне представлялись единым целым. Как живет этот человек, во что верит — не имеет значения, достаточно того, что пашня плодоносит и поставляет свои плоды в город. Исходя из этого взгляда, город просто не видел и не знал религиозной жизни деревни и писать о ней просто не мог.

Когда же русские крестьяне стали

46