Вокруг света 1988-06, страница 45

моим наблюдениям, здешних жителей по одежде можно классифицировать так. В шортах ходят мальчики всех школьных возрастов, а также уборщики, дворники и многие строительные рабочие: им необходимы карманы. В брюках — средние чиновники, военные и полицейские. (И городские хулиганы, добавил Индранатх, они просто обожают джинсы. Студенты, правда, тоже их уважают.) В европейские брюки одеты и коммерсанты средней руки, особенно если торгуют какой-нибудь техникой. По лавке не сразу поймешь, что заведение солидное, так пусть хоть хозяин придает ему вид.

Зато власти — штата, округа, города — легко отличить по строго национальному костюму: белоснежной рубашке и лунджи до пят.

Мы еще раз осмотрели собравшуюся толпу зрителей и подтвердили вывод, что больше всего здесь средних обычных горожан.

Амфитеатр начал заполняться. Зеваки от сцены потянулись на места. Два ряда стульев тоже не остались пустыми: там сели уважаемые руководители в снежно-белых одеждах и те из наших, кто не был занят сразу на сцене.

Я прошел за кулисы. Здесь, расслабившись, сидели Андрюша Панкин и Гоша Смородинский, танцоры из университетского ансамбля «Русский сувенир». Музыканты проверяли в последний раз контакты. Тут же толпились рабочие и полицейские, с интересом прислушиваясь к непонятному разговору и восхищенно глазея на силового жонглера, сноровисто перебрасывавшего свое нелегкое снаряжение, чтобы освободить проход.

Пробраться в этой толчее было не просто. Протиснувшись за чьей-то большой спиной, я оказался нос к носу с огромной маской. Длинный синий нос маски имел форму конуса основанием вперед. Маска была в половину человеческого роста, широкая и очень пестрая: красная, зеленая, с золотом. Лишь спустя некоторое время я понял, что это не маска, а тщательно раскрашенное лицо. Огромность ему придавали наклеенная полукруглая борода до пояса и венец на голове. То был исполнитель танцев катакхали.

«Откуда он здесь,— подумал я,— в программе вроде бы их нет». И спросил:

— Катакхали?

— Катакхали, катакхали,— прогудело в ответ, и человек поклонился, едва не коснувшись моей головы венцом.

Чуть поодаль стоял актер с зеленым лицом: он был одет во что-то вроде кринолина.

— Начинаем! — крикнул Ширяев.— Внимание!

Я поторопился на свое место. Амфитеатр был полон, забор усеяли мальчишки.

В динамике голос приглушенно произнес с украинским акцентом: «Одын, два, тры; тры, два, одын».

Ко мне подсел Индранатх.

— Кажется, будет дождь,— шепнул он, обеспокоенно наклонившись ко мне.

Я взглянул на небо. Зубья пальмовых листьев почти слились с совершенно черным небом.

ТРОПИЧЕСКИЙ ЛЕД

Только тропического ливня нам не хватало! Крыши ведь нет ни над сценой, ни над гардеробной. А зрители? Они же сидят практически на земле.

Главный министр штата тоже с беспокойством поглядывал на небо. Что же касается зрителей, то в их рядах смятения не наблюдалось. Наоборот, они рассаживались поудобнее, а между рядами сновали продавцы напитков, орехов кешью в пакетиках и каких-то ярко-оранжевых сладостей, приторных на вид.

— А может, обойдется? — шепнул я Индранатху с надеждой, словно его подтверждение могло предотвратить дождь.

Тот пожал плечами.

К микрофону вышла ведущая, музыканты застыли у своих электроинструментов. Все шло обычным путем, и вдруг первая капля, большая и очень теплая, упала мне на голову. Над пальмами сверкнула молния, прогремел гром, на некоторое время капать перестало. Но через секунду посыпался частый, крупный дождь.

Главный министр ловко вытащил из-под рубашки сложенное махровое полотенце и накрыл им голову. Дождь усилился. Главный министр подоткнул лунджи. Тут дождь ударил вовсю, и оба первых ряда кинулись к сцене. Там можно было хоть как-то укрыться.

По сцене метались музыканты, прикрывая инструменты кусками полиэтилена. Мне было видно, как исчезали зрители. Правда, я так и не смог понять — куда. Укрытий рядом не было. На земляных сиденьях амфитеатра вздувались пузыри.

Конечно же, это не был тропический ливень.

Но что он успел наделать!

В сцене, как в деревенском пруду, отражались огоньки и облака, по ступенькам амфитеатра прыгали водопады. К моему удивлению, стулья высохли прямо на глазах, и прямо же на глазах земля амфитеатра впитала воду. Зрители начали снова рассаживаться. Они были оживлены, веселы и совсем не напуганы: дело привычное.

Главный министр с достоинством вернулся на свое место, а вслед за ним вернулись оба первых ряда. Все ждали продолжения.

Две пары низкорослых темнокожих мужчин, присев на корточки, собирали воду со сцены гигантскими — размером с занавес — тряпками. В рядах публики снова появились разносчики, и зрители закупали у них товар, готовясь к долгому и приятному времяпрепровождению. Величайшее спокойствие исходило от всех собравшихся.

За кулисами же спокойствия не было, на что были веские причины. Во-первых, разом отказали все электроинструменты, таким образом, о выступлении ансамбля «Водограй» не могло быть и речи. А он нес солидную долю нагрузки. Во-вторых, как и предсказывал режиссер Ширяев, сцена стала скользкой^ как намыленный пол.

Среди номеров, вызывавших неизменный восторг индийской публики, были

выступления артистов украинского цирка на сцене — супругов Колесниченко, акробатки Малащук и силового жонглера Тимошенко.

Петро и Татьяна Колесниченко работали на велосипедах. Сначала выходила Татьяна с коромыслом, а потом под звуки экзотической для Индии мелодии «Гоп, кумо, не журысь!» выезжал Петро в алых шароварах и рубашке-вышиван-ке. Далее разыгрывалась сценка, в ходе которой он ездил и задом наперед, и с ведром на голове, а велосипед выделывал черт-те что и вдруг убегал из-под седока. Потом они ехали вдвоем, причем жена стояла у мужа на плечах.

Публика аплодировала, супруги появлялись снова, и Татьяна сильным движением отправляла Петру велосипедик размером с кошку. Он рассматривал его, высоко подняв над головой, показывая публике и как бы говоря мимикой, а также пожатием плеч что-то вроде: «Ото ж бисова баба, шо прынесла!» И под гром аплодисментов они уезжали на этом велосипедике-кошке вдвоем.

А потом выходил силовой жонглер Леонид Тимошенко, голый по пояс, поигрывая мускулами. Петро Колесниченко и какой-нибудь помощник выносили, по-цирковому кряхтя и сгибаясь, гири и стальные шары, а ведущая обращалась в зал с просьбой выйти на сцену очень сильного и очень честного джентльмена. Таковой обычно находился, ему давали поднять одну из гирь, после чего все убеждались, ч+о этот номер — без обмана.

Для начала Тимошенко жонглировал гирями, а потом ему пускали по сцене стальной шар, потом второй, он принимал их, словно футбольные мячи, катал по плечам и жонглировал ими. Публика просто ревела от восторга, и всегда громче всех кричал и аплодировал очень сильный и очень честный джентльмен.

Номера были беспроигрышные и — что было сейчас главным — совершенно не требовали электрооборудования.

Музыку пустили в записи: магнитофон оставался во время дождя в сундуке и был сух. На сцену выбежали танцоры из «Русского сувенира». Девушки вышли босиком, им было легче. Ребятам разуться возможности не было, мягкие же подошвы сапог скользили. Плясали они в чуть-чуть замедленном ритме, но все равно оскальзывались и даже падали. Партнерши поддерживали их и как бы придавали падению вид запланированного комического па.

Я вновь пошел за кулисы. Там Петр Колесниченко, трогая пол, качал головой. Силач Тимошенко грустно протирал сухой тряпкой свои шары. И с сочувствием глядел на них красно-золотой танцор катакхали. Ему предстояло выступать еще целую ночь.

Грянула «Гоп, кумо!», и выехал на сцену велосипедист.

Снова пошел дождь, не такой сильный, но тоже совсем, совсем ненужный. На этот раз никто не ушел, и дождь, поняв, что никого не напугает, кончился.

Тривандрам