Вокруг света 1988-10, страница 6

дясь слез. «Во след такому парню не плачут»,— говорили сами себе и отворачивали хмурые лица. Пять часов продолжался наш разговор. «Скажи матери Рагиба,— напутствовали меня на прощанье,— что первый же мальчик, который родится в Чаладиди, будет назван именем ее сына. И много еще появится в грузинских семьях сыновей, носящих азербайджанское имя Рагиб».

Из Грузии я отправился в Азербайджан.

Как ни готовился к встрече с родителями Рагиба, а все же всю дорогу до села Махрызлы, что в Агдамском районе, сердце тревожно сжималось. И даже яркие краски солнечной теплой весны, рано пришедшей в Нагорный Карабах, не успокаивали и не радовали душу.

Наконец машина остановилась возле дома, над дверью которого висел черный келагай Во дворе виднелся фундамент нового дома, там работали какие-то люди. С десяток мужчин пили чай под палаточным навесом.

— Отец Рагиба? — переспросили аксакалы.— Вон он...

И показали на фигуру, одиноко сгорбившуюся чуть поодаль, у печки.

¹ Келагай — шелковый платок.

Мы молча поздоровались. В рукопожатии Гюльмалы еще чувствовалась прежняя сила, но лицо было измученным и погасшим.

Я не сразу заметил, как во двор вышла мать Рагиба — тетя Роза. И растерялся под ее взглядом, который словно бы ждал от меня какой-то обнадеживающей вести. Не найдя нужных слов, я неловко достал из сумки жестяную табличку с надписью на русском и грузинском языках. Такие таблички прибиты к стенам домов в Чаладиди на улице, носящей имя Рагиба Мамедова.

Тетя Роза взяла ее в руки, погладила дрожащими пальцами и прижала к груди, потом к глазам. И жесть потемнела от беззвучных материнских слез...

О гибели сына родители узнали из программы «Время». Стол в доме завален письмами, пришедшими родителям Рагиба. «Не будь поддержки людей,— говорит дядя Гюльмалы,— не вынесли бы мы с матерью горя...»

Недолго прожил Рагиб. Что такое двадцать лет?.. Всего лишь первый шаг в свою судьбу, самое ее начало. Всего лишь одна страничка летописи рода Мамедовых, но яркая и достойная страничка. Мамедовы в Агдаме — народ известный. Деда Рагиба, Хур-шуда Мамедова, в деревне звали «колхоз Хуршуд», потому что он первым записался в колхоз, когда на

чалась в Агдаме коллективизация. В 1941 году дед ушел на войну, воевал на Ленинградском фронте. После ранения работал в тылу, награжден орденом Трудового Красного Знамени и .множеством медалей.

Погиб на фронте Бахыш Мамедов, на белорусской земле похоронен Су-лейман Мамедов... Четверо из рода Мамедовых носят звание Героев Социалистического Труда. Крепкие корни были у Рагиба...

Желтым облаком окутаны кизиловые деревья, посаженные Рагибом у отчего дома: пришла пора цветения. Считаю, сколько их здесь — в первом ряду, во втором... Дальше не стал — испугался, что деревьев может быть больше, чем лет хозяину. Мудрецы говорили: хочешь навечно остаться на земле, посади дерево. Не дерево — рощица поднимется скоро у задней стены отчего дома...

Когда я вернулся из командировки, один из друзей спросил меня:

— Где ты был, что-то давно тебя было не видно?

— В деревне Рагиба,— сказал я.

— В какой его деревне? — переспросил друг.— В Грузии или в Азербайджане?

«Вот это и есть жизнь после смерти»,— подумал я.

Чаладиди — Агдам

СЕРГЕИ БУРА, ВАЛЕРИИ ОРЛОВ (фото), наши спец. корр.

НАД ВОСХОДЯЩИМ

ПОТОКОМ

Сергей тяжел.- жал по склону, увязая в рыхлом нетронутом снегу. Алый прямоугольник параплана над его головой горбился и медленно оседал, пока внезапное дуновение снова не наполняло купол. Тогда Сергея безудержно несло и било спиной о камни. Но ветер опять слабел, и глянцевитая плоскость крыла морщилась, как опадающий воздушный шарик, а прыгун бежал, не разбирая дороги, дальше. Еще мгновение — и Калабухов со всего маху врежется в торчащую на его пути трещиноватую гранитную глыбу, увенчанную кривой метелкой арчи, но нейлоновый матрац параплана наконец туго надувается, и Сергей взмывает над склоном. Он плавно выходит на курс вдоль нитки ручья и исчезает за кромкой откоса.

Тем временем ребята расстелили на снегу второе красно-белое полотнище. Николай Зозуля сосредоточенно ждет сильного порыва, сжимая стропы в поднятых руках. Ребята

подняли края купола параплана над гребнем, пытаясь поймать капризные выдохи долины, но оказалось, что воздушные потоки с другой стороны горы гасят встречные. Параплан рвется из рук, как платок на ветру. Наконец он вспухает нетерпеливым пузырем, нервно подрагивая в паутине строп. Снова разбег вниз по каменистому склону, но на этот раз без падений. Взлетает Николай красиво и уверенно, а мы стараемся поймать в объективы его уходящий силуэт.

Игорь Солосин вспорхнул легко и споро. Параплан поднял его уже после нескольких шагов. И я, судорожно перекручивая неуклюжий затвор тяжелого «Киева», так и не успел запечатлеть его счастливое лицо.

Все произошло так стремительно, что реальная опасность, только что грозившая прыгунам, почему-то вспоминалась с улыбкой. Ребята из альп-группы громко делились впечатлениями, бегали по склону, пытаясь проследить за полетом товарищей.

Некогда ослепительно снежное плечо безымянной горы было вытоптано, и глаз невольно искал на нем воображаемый мусор, как после прохода первомайских колонн.

Надев рюкзаки, спускаемся цепочкой по раскисшему на солнце склону. Такие гордые утром, будто настоящие высокогорные, снега темнели и таяли на глазах — в мае, на высоте трех тысяч метров снег долго не лежит. К полудню на крутых боках окрестных горок не осталось и следа вчерашнего снегопада, хотя здесь, подле небольшого кишлака Такоб, в нескольких десятках километров от пышнозеленого, горячего Душанбе, весна еще только набирала силы.

Среди редкой молодой поросли заалели тюльпаны. Такими же красными каплями на зелени дальнего склона теперь горят купола парапланов высокогорной экспедиции «Параальпин-88».

4