Вокруг света 1990-01, страница 19

Сахара — таинственная пустыня. Путешествия через ее просторы стоили жизни многим смельчакам. Но ведь давным-давно она не была такой беспощадной и жестокой. Остановись, послушай ее тишину. Пустыня беззвучно плачет, перебирая песчинки рассыпавшихся в прах горных вершин. Она грустит о прошлом, об ушедших племенах и исчезнувших городах, где кипела жизнь, где была вода. Воды было столько, что ее хватало многотысячным стадам антилоп, даже слонам и крокодилам.

Пять тысяч лет назад Сараха стала высыхать. Реки превратились в лужи. Животные сбились вокруг источников воды. И теперь только птицы могут летать над безводными просторами. А сама Сахара мечется в жару, бредит миражами оазисов и кущами садов. Тем больнее смотреть на пересохшие жилы рек, на пустые глазницы ее озер.

Угнетающее впечатление оставляли брошенные в песках автомашины, точнее то, что от них осталось. Все навесные детали растащили мародеры. Сахаре доставался лишь металлолом. На свой вкус пустыня перекрасила ставшие никому не нужными железки. Из оранжевых, желтых, синих они со временем приобрели один цвет — цвет гнилой вишни. Поэтому здесь одинаково выглядят и «ситроен» пятидесятых годов и недавно застрявший «пежо».

Каждый автомобильный скелет напоминает о хрупкости и уязвимости нас самих. Но мы не могли и не имели права об этом думать, иначе дорога стала бы просто пыткой. Без сочувствия нельзя было смотреть на эфиопского коллегу. Бедный Фелеке, он закрывал глаза, потому что не мог смотреть на этот кошмар, он весь съеживался и перестал выходить даже на остановках. В кабине Фелеке мнил себя в безопасности. Как наивны были его грезы!

Машины, к счастью, благополучно выдерживали высокие температуры и максимальные нагрузки. Еду и молюсь на свою «Ниву». И вдруг — чертовщина какая-то! — глазам не верю, под ногами плещется вода.

Неужели настолько переутомился? Нет, чувствую себя неплохо.

Система охлаждения двигателя потекла? — Тоже нет. Там охлаждающая жидкость, значит, был бы запах, а его нет. Остается вода. Откуда?

Останавливаюсь. Тормозят и другие. Проверил багажник — так и есть, потекли пластмассовые бутылки. Одна, вторая, третья... пятая, шестая ... Да как много! Посмотрели остальные машины — картина та же, только вода еще не успела просочиться в салон. Массовая «гибель» бутылей никак не входила в наши планы. Наоборот, на них мы возлагали особые надежды. Удобная, легкая упаковка, не бьется, зато, оказалось, ломается. Аккуратно перекладываем бутылки с водой мягкими вещами, бумагой, засовываем в пластиковые мешки для подстраховки.

Ночь падает на Сахару сразу и плотно. Ее непроницаемое покрывало не имеет полутонов. Я оказываюсь в темном зрительном зале перед зана

весом. Включаю фары и вижу на сцене только то, что выхватывают мои прожектора, я сам режиссер спектакля. Самое ужасное — сцена пуста, глазу не за что уцепиться.

В сотне метров от меня пропылил прицепом Олег. Может, он видит, куда ехать. Разбегаясь в разные стороны, клубы пыли в свете фар приобретают черты кустарников, и кажется, что едешь не по великой пустыне мираба катишь по Подмосковью, и за кустами вот-вот покажутся темные ели. Ели не показываются — останавливается Олег:

— Впереди никаких ориентиров,— жалуется он,— одни колеи. Мне даже, слышь, заячья линия поведения стала близка и понятна. Не могу выбежать из сектора света фар. Куда ни посвечу — то направление и кажется правильным.

Мы были на подъезде к Бордж-Моктару — оставалось каких-то пятнадцать километров — и сбились с пути. Из-за пройденного за день расстояния нет сил сердиться. «Только не волноваться,— говорю себе.— Спокойно ищем маяки».

Тушим все фары, влезаем на крыши и сантиметр за сантиметром обшариваем глазами темноту вокруг. В неожиданном направлении еле-еле замигал светлячок. Двигаемся к нему, другого ориентира нет. Слава богу, мачта. Нам, новичкам, определенно сегодня везет.

Кто же мог знать, что с наступлением темноты фонари на мачтах включаются с некоторым запаздыванием? Объясняется это просто. Фотоэлемент, который срабатывает в темноте, находится на высоте пятнадцати метров и «видит» садящееся за горизонт солнце дольше нас, стоящих на земле.

У мачты снова вглядываемся в даль. Другой впереди не видно. Уже подумываем о ночлеге у этого маяка, как смотрим, запрыгали по барханам фары, а еще через пять минут показался военный «лендровер», здесь проходит граница.

На вопрос, как добраться до Борджа, лейтенант ткнул пальцем в колею и пояснил:

— Езжайте прямо по моим следам. Следы пойдут влево, и скоро покажется поселок. Бордж стоит за холмами, в низинке — оттого и не видно его огней. А маяков,— усмехнулся алжирец,— вы не увидите. Их больше не будет ни на нашей, ни на малий-ской территории.

Заметив огни Бордж-Моктара, мы возликовали. Радость увидеть в пустыне оазис ни с чем не сравнима — это радость увидеть жизнь. Найти новый оазис в Сахаре сейчас, наверное, невозможно. Правда, последний был обнаружен только перед второй мировой войной. Но не менее трудно обнаружить и уже существующий.

Очень часто отыскать оазис помогали птицы. Так было, например, с оазисом Куфра, где европеец впервые побывал лишь в 1921 году. Оазис был найден одним наблюдательным бедуином из оазиса Обейяд, расположенного севернее Куфры. Бедуин наблюдал за вороной, которая регулярно летала на юг, но через определенное время вновь возвращалась. Бедуин отважно отправился в путь и в конце концов добрался до финиковых пальм и воды. Отрытие это было чрезвычайно ценно — оазис мог стать не только прибежищем для караванов, но и райским садом, где можно создать крупное поселение.

В отличие от других оазисов, Бордж-Моктар путешествующие стараются обойти стороной, во всяком случае контрабандисты. О Бордже идет слава как о месте, где таможенники злые, как шакалы, и могут вытряхнуть все. Помощи искать не у кого, кругом пустыня. Но пустыня же и помогает незаконным торговцам. Ведь границы как таковой здесь нет. Сахара знает много тайных троп, по которым можно добраться до побережья.

Кроме того, что поселок не любят контрабандисты, Бордж ничем не примечателен. Здесь нет постоялого двора, а единственная чайная закрывается еще засветло. Даже наскальные рисунки были найдены Анри Лотом не здесь, а в двухстах километрах восточнее, у колодцев Тин-Мис-сао. Фигурки выполнены красной краской в особом стиле: их туловища состоят из двух треугольников, а головы изображены в виде простых палочек. Они одеты в стиснутые на талии туники, в одной руке у них копье, а в другой — предмет, напоминающий четырехугольную корзину. Эти самые фигурки и натолкнули ученого на мысль, что туда по караванным путям проходили древние римляне. Но опять же шли не через Бордж, а рядом.

Возле таможни мы увидели того самого Бернара, о котором нам рассказывал Мохаммед. Рослый, загорелый старик в шортах, в распахнутой на груди линялой рубашке if больших кожаных сандалиях на босу ногу стоял, прислонившись к дверце машины, жадно пил из огромного термоса, удерживая его обеими руками. Торчащие длинные седые волосы делали его похожим на индейца.

Поздоровавшись, Бернар поинтересовался, кто мы и куда едем. Его удивило не то, что впервые встре!*ил здесь русских, а то расстояние, которое мы преодолели за день.

— Вы хорошо поработали, серьезно,— сказал он.— Но дальше так нельзя, без проводника пропадете. Если никого не найдете, следуйте за нами.

Эль-Джезаир — Регган — Б о р д ж-М о к т а р

Продолжение следует

2 «Вокруг света» № 1

17