Вокруг света 1990-11, страница 8

Савицкий видел Ичан-калу задолго до того, как она была объявлена заповедником. Он писал старую Хиву, и в его полотнах атмосфера древнего среднеазиатского города ощущается сильнее, чем на улицах нынешней Хивы и даже под стенами Ичан-калы, ныне отреставрированной и какой-то приглаженной.

Окунаюсь в глубокую прохладу Джума-мечети. Лес резных деревянных колонн поддерживает своды. Долгая крутая лестница ведет на минарет. Виток за витком, в полной темноте. Ощущение, будто ты в каменной трубе... Наконец чуть забрезжил и вскоре вспыхнул свет — яркий, ослепительный — свет солнечного дня.

Не верю глазам: я уже видела это скопление куполов, глубокие проемы улиц, уходящие в синее небо желтые плоскости мечетей... Конечно же, Савицкий писал свои «Купола Хивы» с верхней площадки минарета, откуда муэдзин призывал когда-то горожан на молитву.

Я часто вспоминала потом этот подъем на минарет, соотнося его со всей жизнью Игоря Витальевича: виток за витком, к цели. И думала: одни приезжают с желанием познать, запечатлеть, спасти, помочь,- другие... Помните «Господа-ташкентцы» Салтыкова-Щедрина? У них на устах один крик — «Жрррать!», и мораль их донельзя проста: «Мне бы, знаете, годик-другой,— а потом урвал свое, и на боковую!»

Салтыков-Щедрин писал свой сатирический цикл в 60—70-х годах прошлого века, когда происходила колонизация Средней Азии. Тогда из России в новое Туркестанское генерал-губернаторство с центром в Ташкенте хлынула орда чиновников-хапуг. Либеральная пресса с негодованием писала о частых случаях произвола и «бесстыжества»... Оттолкнувшись от событий тех лет, писатель создал обобщенный образ «ташке нтцев», которые, оказывается,— стоит только присмотреться, благоденствуют в любой точке государства Российского. «Нравы создают Ташкент на всяком месте,— замечает сатирик,— бывают в жизни обществ минуты, когда Ташкент насильно стучится в каждую дверь...»

Ох и живучи оказались господа-ташкентцы! Как и сто лет назад, они, не задумываясь, ломают и губят чуждый им уклад жизни, исторические традиции, природу. Грандиозные проекты, которыми так славились ташкентцы-цивилизаторы, кончаются ныне трепещущим на ветру лозунгом—«Борьба за сохранение Арала— всенародное дело!». Он висит в центре Нукуса, рядом с монументом Ленину, между одетыми в камень, блещущими стеклами зданиями обкома партии и Аралвод-строя.

Дорога в Хиву была знакома Савицкому до мельчайших подробностей. По ней он ездил и на раскопки крепостей Кават-кала, Джам-пык-кала, Кзыл-кала. Он был по натуре кладоискателем, копал даже на Чилпыке, уже оставленном археологами, надеясь найти свидетельства далеких зороастрийских времен.

...По обе стороны дороги — ровная сухая земля. И вдруг — посреди пустыни — холм, увенчанный плоским навершием. Это — дахма, насыпное сооружение, где много веков назад люди, исповедовавшие зороастризм, справляли обряд прощания с умершими. Зороастрийцы считали, что мертвое тело должно быть изолировано от воды, огня, земли, и потому сооружали дахмы, как бы поднимая мертвецов над этими стихиями.

Расчищенные археологами ступеньки, прорубленные в склоне, ведут к площадке. Здесь когда-то по радиусам укладывали трупы. Звери и птицы делали свое дело, и через год кости умерших выносили в сосу-дах-оссуариях, чтобы захоронить на соседних возвышенностях.

Эта дахма — зороастрийский центр Западного Хорезма — единственный в своем роде памятник, сохранившийся до наших дней. С IX века ислам, принесенный ранее арабами-завоевателями, прочно утвердился в этих краях.

С вершины Чилпыка — так называют местные этот холм — далеко видна серо-желто-зеленая плоская земля, ленивые извивы Амударьи и огромное просторное небо. Жара, тишина, ветер. Игорь Витальевич любил подниматься на Чилпык в одиночестве...

Благодаря Савицкому была собрана богатая коллекция оссуариев. До сих пор при музее работает археологическая экспедиция, пополняя собрание древностей. Именно там, в музее искусств, среди каменных котлов, ритуальных кувшинов, сердоликовых бус и раковин каури — я увидела ос-суарии в форме ларцов, усыпальниц и даже в виде лежащего верблюда...

В экспедиции Игорь Витальевич вставал раньше всех, к обеду его дозывались с трудом; да и после обеда, хотя по режиму экспедиции эти жаркие часы были нерабочими, брал флягу с водой, мокрый платок на голову — ив раскоп. Трудно было признать в нем начальника экспедиции.

Савицкий мог всю ночь напролет просидеть над осколками керамического блюда, а утром, словно оправдываясь, говорил коллегам: «Знаете, сначала ничего не получалось. Потом увлекся, засиделся — и вот...» В руках его сияла восстановленная находка.

Как-то он услышал, что в кипящем формалине хорошо очищаются золото и бронза. Запах ужасный, пары ядовитые — а он, несмотря на уговоры бросить это занятие, продолжал опыты. Прекратил только тогда, когда сказали, что формалина бо

льше в городе нет. Поверил. Но здоровье свое подорвал основательно.

...Крепость Джампык-кала стоит в стороне от шоссе. Я добиралась до нее с археологами Каракалпакского филиала АН Узбекской ССР: они показывали Джампык-кала участникам экспедиции ЮНЕСКО «Шелковый путь». Мощные «мерседесы» легко преодолели ухабистую проселочную дорогу и остановились у самого подножия крепости. Долго над потревоженной пустыней стояло густое облако пыли.

Поднялись к оплывшим от времени и ветра глиняным стенам. Эту крепость нанесла на карту экспедиция Сергея Павловича Толстова еще в 1937—1938 годах, но раскопки продолжаются и поныне. Здесь была не только крепость, но и город. Он был одной из точек Шелкового пути; его жители занимались посредничеством в торговле. Еще недавно археологи относили этот город к средневековью, но раскопки показали, что есть и античный слой.

За крепостной стеной возвышались развалины цитадели. Сохранились остатки полуколонн-гофров (типично хорезмский архитектурный прием), и по ним нетрудно представить, какое это было мощное сооружение. Сейчас строй гофров напоминал гигантский орган, на котором постоянно играет ветер... Археологи думают, что крепость отвечала не столько оборонительным целям, сколько была символом власти над городом, расположенным ниже. Квартал его был вскрыт археологами в 1983 году, и в раскопках опять-таки принимал участие Игорь Витальевич.

Археолог Кайратдин Хожаниязов, который работал с Савицким, вел меня по улице старого, ушедшего в землю города, показывал отрытые стены помещений, баню, обложенную камнем, канализационное устройство, проложенное под улицей. Город жил в XII—XIV веках.

— Игорь Витальевич не любил субботы и воскресенья,— вспомнил Кайратдин, желая, видимо, помочь мне представить Савицкого,— и часто в эти дни мы видели его на проселочной дороге. Высокий, сутуловатый, с рюкзаком за плечами... Он добирался из Нукуса на машине, потом шел пешком на раскоп. А в рюкзаке вез нам продукты, купленные на свою зарплату.

Солнце скатилось за окоем пустыни. Глиняная крепость Джампык-кала потонула в его красно-золотых закатных лучах.

Мне рассказывали, как однажды — это было в середине 70-х годов — трактора, вспахивая поля, вплотную подошли к кургану Элик-кала. Савицкий бросился машинам наперерез: «Только через меня!» Из совхоза звонят в Нукус: «Уберите этого сумасшедшего старика!»

«Сумасшедший старик», который

6