Вокруг света 1992-01, страница 18мок бизона, из которых ты сможешь сделать кожу для вигвама. — А я помогу твоей матери их выдубить, — сказала Сатаки. — Добрая девушка! — произнесла моя мать, обнимая ее и целуя. — Но вряд ли так будет. Вчера между твоей матерью и мной был разговор. У нее насчет тебя есть определенные намерения. Ты о них скоро услышишь. — Вот еще, ее намерения! — рассмеялась Сатаки. — Я знаю, что могу помогать вам дубить шкуры. Пойду скажу ей об этом и вернусь обратно. Но обратно она не вернулась — с ее прежней девичьей свободой было покончено. Больше никогда не вышла она прогуляться или поиграть. С этого дня, куда бы Сатаки ни шла —даже если направлялась собирать сучья для костра или к реке за водой, — ее везде сопровождала мать или одна из «почти матерей» (ее отец имел семь жен). — Она не возвращается, — сказал я матери некоторое время спустя. — Придет время, и ты встретишься с ней, — печально ответила моя мать. — Это будет, когда Сатаки сменит свою девичью прическу на прическу замужней женщины. — Но она сделает это для меня. Для меня она училась всему, что должна знать хорошая хозяйка вигвама, — закричал я. Мать посмотрела на меня с жалостью. — Черная Выдра — богатый, гордый человек. Может статься, что он никогда не выдаст свою дочь замуж за сына бедняка-игрока*, — сказала она. — Но Сатаки обещала! Она много раз говорила, что будет моей женой. Моя мать рассмеялась. Рассмеялась горько-горько. — Женские обещания! Женские надежды! Что они значат? Не более дуновения пролетающего ветерка. Как мужчины им приказывают, так они и вынуждены поступать, — произнесла она, обращаясь больше к себе, чем ко мне. — Все равно, что бы ты ни говорила, она будет моей женой, — заявил я. Но тут я посмотрел на наш вигвам, его прокопченную дырявую кожу, дрожащую на ветру, и почувствовал страх, что будущее может быть и не таким, каким оно мне представляется. Потом три или четыре раза я ходил к вигвамам клана Сучки на Верхушке Деревьев и прогуливался там. Но ни разу * «Игра в косточку» — одна из азартных игр индейцев-черноногих, велась обычно до наступления дня. Она сопровождалась особой песней и заключалась в том, что играющий должен был отгадать, в какой руке его противника находится косточка с красной отметкой (выигрыш). Назвать руку с косточкой с черной метой означало проиграть. мне не представился случай сказать Сатаки хотя бы несколько слов, вплоть до наступления вечера. Вместе со своей матерью она стояла и смотрела танец Носителей Ворона*. Я подошел к ней и сказал, когда песня звучала громче всего: — Мы больше не можем играть вместе, но ты меня жди. Жди, пока я не разбогатею и ты будешь моей женой. — Да. Ты не беспокойся. Будь мужественным, — ответила она и пожала мне руку. И я собрал все свое мужество. Но мое сердце тревожно билось, когда я шел по лагерю к вигваму Птичьего Треска, брата моей матери. Он был богатым и великодушным человеком. Я вошел внутрь вигвама, сел слева от него и произнес: — Дядя, помоги мне! — Что же теперь надо? Или твой ничтожный отец опять не обеспечил вас мясом? — У нас есть мясо, его матери дали. Я хочу, чтобы ты помог мне самому. Я хочу стать богатым, чтобы я мог взять Сатаки в жены. — Ха, ха! — рассмеялся он, а вслед за ним и его жены. Затем он успокоил их и сказал мне очень серьезно: — Я уже давно думаю о тебе. Я рад, что ты пришел ко мне. Что касается вашего собственного вигвама для тебя и Сатаки, возможно, что этого не будет и следующей зимой. Но ты уже подрос и достаточно силен, чтобы сделать то, о чем не заботится твой отец-игрок, — обеспечить свою мать хорошим вигвамом и другими нужными ей вещами. Уже давно, готовясь к тому времени, когда ты придешь ко мне, я кое-что отложил для тебя. При этих словах его старшая жена — «жена, которая сидит рядом с ним», достала из кучи парфлешей продолговатый узел из кожи самки бизона. Дядя жестом показал ей, чтобы она передала его мне. С нетерпением я раскрыл его и сразу же увидел лук в сумке из шкуры выдры** и колчан со многими стрелами. Там был также пояс, расшитый иглами дикобраза, на нем был чехол с хорошим ножом. И наконец там же была маленькая сумочка с кремнем и кресалом. — И все это вы даете мне? — Да, все это тебе. Все эти вещи я забрал у кроу, которого убил пять зим тому назад. Лук очень добычливый, я им уже пользовался. Стрелы с хорошими наконечниками, не потеряй их. Пока же ты будешь охотиться вместе со мной и поедешь на каком-нибудь из моих скакунов, обученных охоте на бизонов. * Одно из военных братств пикуни, входивших в общество воинов Все Друзья. Обычно каждое братство имело свой танец, сопровождавшийся пением. ** Выдра была одним из самых священных животных, поэтому лук в сумке из кожи выдры должен был обеспечить владельцу удачу. Д ЖЕЙМС ШУЛЬЦ И ЕГО ПОВЕСТИ ОБ ИНДЕЙЦАХ Вспомним, как в «Песне о Гайавате» Лонгфелло могучий Гитчи Манито - владына всего сущего на земле — созывает на совет индейские народы: Вдоль потонов, по равнинам, Шли вожди от всех народов, Шли Чоктосы и Команчи, Шли Шошоны и Омоги, Шли Гуроны и Мэндэны, Делавэры и Могоки, Черноногие и Поны, Оджибвеи и Дакоты -Шли к горам Большой Равнины, Пред лицо Владыки Жизни. Именно с упоминающимися в этом перечне черноногими -могущественным союзом племен конных охотников на бизонов—связал свою жизнь Джеймс Уиллард Шульц (1859-1947). 70-е годы прошлого века — драматический период в жизни индейцев северо-западных прерий Америки. В это время там начинают исчезать, казалось, прежде бесчисленные стада бизонов, дававшие племенам пищу, кров, одежду. И как раз тогда в прериях Монтаны впервые появляется молодой Шульц, уехавший из дома, по его собственным словам, «в поисках первобытного образа жизни и приключенйй». И он сполна получил и то и другое. Приняв индейское имя Апикуни (это имя носил в детстве его новый друг, один из индейских вождей — Бегущий Журавль), Шульц женился на индианке и навсегда связал свою жизнь с Конфедерацией индейцев черноногих — сначала как ее друг и фактически член одного из ее племен, а потом как писатель, рассказавший о ее истории. Шульц кочевал вместе с индейцами, ходил с ними на охоту и на войну, участвовал в религиозных обрядах — словом, старался жить всеми их нуждами и заботами. Другой стороной его деятельности была торговля: Шульц скупал добытые индейцами шкуры и меха. Вспоминая впоследствии прошедшие времена, он писал: «В этих краях было немало дичи - бизонов, лосей, оленей; индейцы много охотились; жили они счастливо и беззаботно». А затем бизонов не стало. Индейцы начали сильно бедствовать. Шульцу пришлось зарабатывать на жизнь, сопровождая в качестве проводника по лицензии богатых туристов, пока не 16 |