Вокруг света 1992-07, страница 11

цузского монаха-отшельника отца Шарля. У нас был в запасе один день, и, пока Чарли и Олли оттачивали в местных пещерах технику отлова летучих мышей, мы проехали миль пятьдесят по великолепному шоссе, ведущему буквально к самым вершинам Ахаггара. На высоте 2400 метров мы достигли прохода Асекрем, а дальше пошли пешком по хорошо утоптанной многими ногами горной тропе к маленькой часовне в скале, единственным хранителем которой был пожилой монах-француз — Маленький Брат, которому, по обычаю, мы принесли воды и пищи. Монах жил там уже двадцать лет. На плато, раскинувшемся выше часовни, была устроена метеорологическая площадка, где монах ежедневно проводил тщательные наблюдения. Вид оттуда был великолепен. Прохладный ветерок теребил редкие крошечные горные цветы, а за пределами немой, словно висящей в воздухе пустоты, вписывались в небо могучие горы и хребты.

Из Таманрассета мы покатили на запад по дороге, которая становилась все хуже, до местечка, которое называлось Тит. Здесь была развилка дорог, не указанная на моей карте. Там не было дорожного указателя, однако я все же нашел его метрах в трехстах от дороги. Абелеса и Силет были налево. Машины, как горошины в решете, с грохотом подпрыгивали на дороге, которая проходила то по зазубренным базальтовым ступеням, то по заполненным песком бороздам. Темные, массивные грозовые облака громоздились позади, над невидимыми горами Ахаггара. Мы проносились, поднимая клубы пыли, по вади, вдоль которой зеленели кустарники и пальмы. Пыль была настолько прозрачной и тонкой, что преломляла каждый солнечный лучик, а само солнце было просто оранжевым шаром. Грязные, как вурдалаки, мы вылезли из автомобилей у колодца Силет, чтобы утолить жажду.

Симон, наш хранитель влаги, швырнул брезентовое ведро на веревке в обложенное камнем жерло колодца и вытянул около галлона воды. Затем он вылил содержимое ведра через воронку с фильтром в канистру.

— Подонки,— пробормотал он, продувая марлю.

Я заглянул ему через плечо, что было нетрудно, потому что Симон был одного роста с Джинни. Дюжина миниатюрных головастиков с крючковатыми хвостами корчились в панике, покуда горячий воздух обдувал их безобразные тельца.

— Какой только нечисти нет на свете, каких только источников заразы, и это только то, что видно невооруженным глазом.— Симон сиял от восторга —Только вообрази, как мо

жет выглядеть капля этой воды под микроскопом. Наверное, все эти твари пожирают изнутри местных жителей.

Я наблюдал за тем, как Симон опускает стерилизующие таблетки в наши бутылки после того, как он разлил туда воду через известковые фильтры, и, если бы не жажда, ни за что не стал бы пить эту гадость.

У одной из машин забарахлил стартер. Часов пять при температуре воздуха 40 градусов Цельсия Симон старался исправить его. Он обжигал пальцы о горячий металл, но безуспешно. Олли, не одобривший методы Симона, кончил тем, что наорал на него и выпустил пар, излив наконец гнев в своем дневнике — сделал то, чему все мы научились еще в Гренландии. В тот вечер он записал: «С. заклинился на самом себе. Он не желает слушать никого».

Олли решил, что Силет выглядит подходящим местом для обитания летучих мышей. Я пошел с Олли в качестве переводчика. Мы нашли старейшину деревни, который говорил на языке, похожем на французский. При упоминании летучих мышей он явно забеспокоился. «Нет их в этой деревне. У нас мышей нет. Но там, в колодцах, может быть много».

Он попытался объяснить нам, где находятся эти колодцы, однако без карты это было бесполезно. Весьма неохотно он все же согласился пойти с нами и в четырех милях от Силета показал несколько ям глубиной от двадцати до пятидесяти футов. Мы опустили вниз Олли на веревке там, где указал старейшина. Мы попробовали четыре ямы, но не нашли ничего, кроме голубиных перьев, и надышались ароматом дохлых животных. В одном из колодцев была вода и слизь. Как завороженные, наблюдали мы, как тонкая зеленая змея длиной метра полтора выползла на поверхность, подняла голову и уставилась на нас. Когда Олли приблизился к ней, она исчезла с невероятной скоростью.

Аллаху, видимо, было угодно, чтобы мы не искали здесь мышей, а попробовали на западе; там, в пустынной местности, мы найдем бесчисленное количество летучих мышей в колодцах Тим-Миссао — старик был уверен в этом.

Отдали ему за труды по меньшей мере годовой запас томатного пюре. Через несколько недель я узнал от одного француза, что летучих мышей считают здесь сатанинским отродьем, главная цель которого — выкрасть души у молодых жителей селений в Сахаре. Никто не хотел связываться с мышами и выдавать их иностранным ловцам, поэтому лучше всего было двигаться дальше и искать «пастбища» этих тварей подальше от тех мест, где мы сейчас находились.

Три дня Симон выдавал воду порциями, покуда мы осторожно пробирались по бесцветной пустыне то в южном, то в западном направлении. Бушевали неистовые бури, засыпавшие дорогу. Час за часом мы продирались сквозь желтые сумерки с включенными фарами, выбирая направление только по компасу, стараясь держаться старой, почти исчезнувшей колеи. Часто приходилось вылезать из машин, чтобы удостовериться, что мы на правильном пути.

15 октября мы набрели на три одиноких седла, лежавших в неглубокой вади вдалеке от каких бы то ни было дорог, рядом с погребальными холмиками из черного камня. Тут же громоздилась аккуратно сложенная кучка всевозможной утвари: литые чугунные кухонные горшки, резные деревянные ложки, металлические щипцы для углей и тяжелые длинные бутылки. Зачем они здесь? Нам оставалось только гадать.

Я пошел вместе с Джинни разведать местность — отыскать древнюю «пиоте» двойных верблюжьих следов. Они вели на юг и на запад, а к вечеру мы вышли к тому месту, где были отчетливо видны следы автомобильных шин, идущие с севера. Всю ночь ветер шевелил песок, который покрыл наши палатки словно слой мокрого снега.

Когда мы пересекли вади, машины буксовали в рыхлом песке. Однажды нашим глазам открылось видение — словно кадры из сюрреалистического фильма: это были две колесницы, перегруженные скарбом и людьми — они показались мельком в перерыве между порывами пыльной бури. Телеги провалились в песок по самые ступицы колес, увязли в нем по колено и мы. Какой-то мужчина, настоящий гигант, с тюрбаном на голове, одетый в белое, жестикулировал властно, по-царски, покуда другие фигуры, сгрудившиеся вокруг повозок, дружно толкали их. Одетые в синее туареги из Мали трудились, не разгибая спин, по воле бородатого Моисея,— их одеяния развевались в порывах насыщенного песком воющего ветра. Мы молча наблюдали за этой картиной из наших уютных автомобилей.

Мы разбили лагерь в ста милях севернее малийской границы. Обсыпанные пылью с ног до головы и пропитанные собственным потом, мы сильно устали и страдали от жажды.

На следующий день мы выехали в Тимеявин, где наняли проводника, чтобы тот провел нас через ничем не обозначенную границу после наступления сумерек. Затем он покинул нас, не вымолвив ни слова.

Севернее тропы, которая ведет от Буреса до Теассале, мы достигли более спокойной земли, где уже не было ни ветра, ни песка и не мучала жара.