Вокруг света 1992-11, страница 61— Верно, месье Папийон. По краю дороги идти опасно и вам, и мне. Шли мы быстро. Сообразительный все же парень, этот чернокожий. Он не отдалялся от меня больше чем на три-четыре шага. — Постой, надо скрутить сигарету. — Вот пачка «Голуаз». — Спасибо, Жан, ты добрый парень. — Это верно. Я очень добрый. Я вообще-то католик, и мне больно видеть, как белые охранники мучают заключенных. — А ты что, много их видел? Где? — В Куру, на лесоповале. Сердце болит смотреть, как они умирают там медленной смертью от непосильной работы, лихорадки и дизентерии. На островах, видно, лучше. Первый раз вижу заключенного в добром здравии, как вы. — Да, на островах куда лучше... А что, жена у тебя молодая? — Мы присели на дерево, закурили. — Да, ей тридцать два. А мне сорок. У нас пятеро детей — три девочки и два мальчика. — Ну и как, на жизнь хватает? — Слава Богу! Я зарабатываю на красном дереве, а жена стирает и гладит для охраны. Тоже помогает немного. Мы, конечно, не богачи, но на еду хватает, и дети ходят в школу. И у каждого есть башмаки. Бедняга негр, он считал, что все замечательно уже потому, что его дети имеют башмаки... Он был примерно с меня ростом, и в черном его лице не было ничего неприятного. Напротив — глаза светились юмором и добротой. Трудяга, хороший отец, хороший муж, добрый христианин. — Ну а вы, Папийон? — Пытаюсь начать новую жизнь. Последние десять лет был заживо похоронен и бегал много раз, чтобы однажды стать таким, как ты — свободным, с женой и детьми. И не причинять никому вреда даже в мыслях. Ты же сам сказал, каторга — это не жизнь, и человек, мало-мальски себя уважающий, должен обязательно выбраться из этого дерьма. — От всей души надеюсь, что вам это удастся. Я вас не подведу. Идемте! Жан прекрасно ориентировался в джунглях, и часа через два после захода солнца мы вышли к китайскому лагерю. Издали доносились какие-то звуки, но света видно не было. По словам Жана, чтобы подобраться поближе, надо миновать один или два поста. Мы решили заночевать в лесу. Я буквально умирал от усталости, но заснуть боялся — что, если этот негр меня обманывает? Вдруг, когда я засну, отнимет ружье и пристрелит меня?.. Все же не похоже... Он славный парень. Ладно, на всякий случай будем начеку. У меня целая пачка «Голуаз», сигареты помогут продержаться без сна. Ночь стояла абсолютно темная. Негр лежал метрах в двух, в сумраке смутно белели его босые пятки. Лес был полон ночными шумами — время от времени раздавался хриплый мощный крик обезьяны-ревуна. Раз он звучит регулярно, значит, все остальное стадо может спокойно есть и спать, опасности не предвидится. Это не сигнал тревоги, возвещающий, что рядом бродят хищники или люди. С помощью сигарет да еще москитов, которых тут оказалось тысячи и которые, видно, твердо вознамерились выпить у меня всю кровь, поддерживать себя в бодрствующем состоянии не составляло труда. Конечно, можно было натереться табаком, смоченным в слюне. Но лучше не надо, будем надеяться, что среди этих тварей нет переносчиков малярии или желтой лихорадки. Ночь хоть и медленно, но все же близилась к концу. И я не заснул и ни на секунду не выпустил из рук ружья. Я мог гордиться собой: не поддался соблазну заснуть, хотя и изнемогал от усталости. И все ради свободы! С какой же гордостью и радостью услышал я первую птичью перекличку, означавшую, что рассвет близок. К этим робким вначале голосам вскоре присоединился целый мощный хор. Негр потянулся и сел. — Доброе утро! — сказал он, почесывая пятку.—Вы что же, не спали? -Нет. — Ну и глупо. Я же обещал, что не обману. Я и правда очень хочу вам помочь. — Спасибо, Жан. А когда в лесу станет светло? — Не раньше чем через час. Только звери знают, когда наступает рассвет. Чуют загодя. Дайте-ка мне нож, Папийон. Я без всяких колебаний протянул ему мачете. Он отошел и отрезал кусок стебля кактуса. Разрезал и протянул одну половинку мне. — Вот, высосите сок, а остальным натрите лицо. Используя этот довольно оригинальный способ, я умылся и немного утолил жажду. Светало. Жан отдал мне мачете. Я закурил, угостил и его сигаретой, и мы двинулись в путь. Наконец где-то к полудню, преодолев труднопроходимые участки леса и не встретив ни единой души, мы вышли к лагерю Инини. Сперва я увидел настоящую железную дорогу, правда, узкоколейку. Шла она краем широкой вырубки. — По рельсам поезда не ходят,— объяснил Жан — Заключенные сами толкают вагонетки. Колеса так гремят — за милю слышно. Как раз в это время мимо проехало такое сооружение — нечто вроде дрезины со скамейкой, на которой сидели двое охранников. Сзади примостились двое китайцев — упираясь длинными шестами в землю, они приводили дрезину в движение. Из-под колес сыпались искры. На дороге и вырубке оказалось множество людей. Сновали китайцы, одни несли на спине связки лиан, другие — диких свиней, третьи — охапки пальмовых ветвей. Жан объяснил, что добывают все это они в джунглях, из лиан делают плетеную мебель, из пальмовых листьев — щиты для защиты огородных растений от палящих лучей солнца. Поросята идут, разумеется, в пищу. Кроме того, в джунглях отлавливают бабочек, насекомых и змей. Некоторым заключенным-китайцам разрешают выходить в лес на несколько часов после окончания основных работ. Но к пяти все снова должны быть в лагере. — Вот, Жан, держи! Здесь пятьсот франков и еще ружье (я предварительно разрядил его). Мне хватит и мачете. Можешь идти, и спасибо тебе. Надеюсь, Бог вознаградит тебя за то, что ты помог мне, бедолаге, начать новую жизнь. Ты меня не подвел, как и обещал, еще раз спасибо. Когда-нибудь будешь еще рассказывать детям: «Этот заключенный выглядел довольно приличным парнем. И я ничуть не жалею, что помог ему!» — Месье Папийон, уже поздно. Скоро стемнеет, и мне все равно далеко не уйти. Оставьте ружье себе, я побуду с вами до утра. Наверное, лучше будет, если я сам найду какого-нибудь китайца и попрошу его сообщить Куик-Куику, вы только скажите. Меня он не так испугается, как вас. Тем более если вдруг объявятся охранники. Тогда я скажу, что ищу красное дерево по заказу одной компании в Кайенне. Вы уж на меня положитесь. — Все равно, ружье бери. Мало ли что... Да и потом, невооруженный человек в джунглях — это может показаться подозрительным. — Пожалуй. Жан стоял на дороге. Мы договорились, что, как только я замечу подходящего китайца, тут же дам ему знать тихим свистом. — Добрый день, мисе! — поздоровался с Жаном старичок китаец на ломаном французском. Через плечо у него был перекинут огромный лист капустной пальмы — настоящий деликатес. Я тихонько свистнул — китаец, первым приветствовавший Жана, показался мне подходящим кандидатом. — Добрый день, Чинк! Постой, надо потолковать. — Чего твоя нада, мисе? — Он остановился. Они говорили минут пять. О чем, я не слышал. Наконец Жан подвел китайца к деревьям, за которыми укрывался я. Китаец протянул мне руку. — Твоя бежала? -Да. — Откуда? — С острова Дьявола. — Хорошо, хорошо,— он рассмеялся, разглядывая меня узкими глазками-щелочками.— Хорошо, хорошо. Твоя имя? 59 |