Вокруг света 1995-03, страница 13

I

народных наблюдений над поведением ветров и движением вод стали полниться наши путевые дневники. Калейдоскоп пограничных наречий и нравов логично обрамил разноцветную картину природы Украины.

Когда-то украинцы называли природу «животвором». Белые облачка, стремительная вода, желтые пески, черные скалы, соленый ветер, цветущие сады, душистые травы — все это живое творение земли и неба, природа, которая окружает человека с колыбели и определяет его поступь, куда и зачем бы он ни шел. И за что б ни брался селянин, какое бы дело ни начинал, он всегда оглядывался на время года, сверял свои устремления с природой. Именно природа, ее пейзажи и явления часто формируют внутреннюю суть народа, поэзию его языка.

Многие путешественники прошлого, изучавшие быт жителей окраинной полуденной земли, отмечали их мечтательность, поэтичность, склонность к фантазированию, придумыванию разных чудес, объяснений всему сущему. «Эта-то склонность к умозрению, — писал ПП.Семенов в «Живописной России», — питающаяся, притом, богатою, поэтическою природою, среди которой вырастает малоросс, развила в нем воображение, способность к творчеству, чем и объясняется его склонность к символике, к образам, к чудесному... Какой-то неуловимый, если можно так выразиться, внутренний аристократизм природы и духа малоросса и изящество, так сказать, этого духа породили в украинце и любовь к красотам внешней природы».

У другого бытописателя встречаем такие строки: «Особенно малорусс любит полежать на зеленой травке, на спине, вперив взоры в отдаленное пространство; к этому его располагает прекрасная природа Малороссии». Вот и объяснение многим чертам — прекрасная природа. О ней, как о первопричине, упоминал и А.Афанасьев-Чужбинский, исследуя образ жизни украинского селянина. «Лень проглядывает во всех его действиях и движениях, — замечал он, — но не та, которую придает ему досужие наблюдатели нравов народных... а лень — достояние южного климата. Лень эта вытекает собственно из всех его работ и занятий».

Эти строки часто вспоминались нам и в степных краях, и близ черноморских лиманов, и на приднестровских взгорьях, и на га-лицких перекрестках. Мы продвигались на запад «посолонь» — за солнцем, и всегда жаркое его око было радом с нами — такое уж выдалось лето. Порою казалось, что жгучий взглад этого недремлющего небесного стража проникает в самые дальние закутки сознания и там располагается на правах хозяина и строгого судьи. Где-то после обеда полновластие солнца становилось невыносимым. и, как в прохладную купель, мы кидались в спасительную тень под вербами и на берегу сонного пруда, падали на зеленую траву и бесконечно оттягивали время выезда Предлоги, конечно, были разные, однако каждый из нас хорошо понимал, что первопричина лени — раскаленный солнечный диск, который время от времени злорадно поблескивал в кружевной листве над нашими головами. Именно в этот момент дошел до меня смысл услышанного на одном степном хуторке слова «здорово», которым пожилая степнячка назвала свежую, прохладную погоду. Действительно, в полуденном краю чувствуешь себя здоровым и работоспособным только утром или под вечер, когда солнце стоит низко. «На одну -дви коцюбы», — говорят в народе. «Коцюбой» — кочергой в

старину измеряли время — селянин на глазок прикидывал, сколько «коцюб» уместится между опускающимся солнечным кругом и землей. Время отсчитывали и «ступнями» — измеряли длину тени ступнями. «Вже й сонце высоченько, дви ступни тень — пора й перепочить», — бросал своим товарищам глава артели косарей.

Мы старались выехать пораньше, когда солнце еще выпутывалось из сетей утренних туманов. Росисто и здорово было вокруг, здоровыми и бодрыми чувствовали мы себя в седлах наших велосипедов. Но все стремительнее взлетало над дорогой светило, и росла уверенность, что в творении нового знойного дня принимает участие какая-то злая сила. По народному поверью, солнце после ночного сна выкатывают на небосклон черти Даже для всесильной нечисти это довольно тяжкий труд. Черти то и дело обжигаются, прыгают в воду, а потом трясут руками — во все стороны летят брызги, из которых рождаются чертенята. Вот почему и ныне матери в украинских селах запрещают детворе стряхивать руки после умывания. «На тэ й рушнык, щоб погань не плодилась», — отчитывают они своих чад, что озоруют во дворе у рукомойников. Благо, полотенец-рушников в украинских хатах предостаточно. Для вытирания лица и рук существуют специальные рушники-«утирачи». Под какой бы крышей нас не ждал ночлег, у чьего бы порога не прерывалось наше дневное кочевье, везде после вечернего омовения хозяева протягивали нам, хоть и старенькие, но обязательно чистые рушники. Встречались среди них и красочно расшитые. В канодом регионе — свои краски, свой узор. И в этом рушнико-вом разноцветье — богатство и пышность природы, взлелеянной солнцем.

С древних времен и степняки, и верхо-винцы, и полещуки считали себя светопок-лонниками, обожествляя небесное светило и его огненную силу. Эта сила заставляет солнце без остановки и устали двигаться небесной дорогой. «Куда оно?» — спрашивает внук у деда, который все на свете знает. «До дому», — бодро отвечает старик. «А откуда?» — подкидывает мальчуган новый вопрос. «3 дому». — звучит уверенный ответ. «А почему?» — любопытствует малец. Дед чешет затылок. Как всегда, выручает бабушка. Тихо,

почти незаметно катится солнечный колобок, рассказывает она, нигде не споткнется, не зазевается, но за этой легкостью трудная, в поте чела работа. Солнце встанет и утро настанет, хоть и петух не прокукарекает, — солнце просыпается раньше всех и начинает свой долгий путь над степями и горами. Сельские мудрецы утверждают, что солнце может двигаться с разной скоростью. Все зависит от того, какой человек утром начинает работу. Если ленивый, привыкший делать все спустя рукава, то солнце вялое, едва шевелится, иногда кажется, что оно топчется на одном месте. Для человека же работящего, легкого на подъем день проходит быстро — солнце катится по небу, как колесо с горы.

Кстати, со старым колесом от телеги связан один интересный украинский обычай, имеющий прямое отношение к светилу. В начале июля наш путь пролегал по Галиции, и ехали мы, соответственно, уже не на велосипедах, а на «роверах» — так на Западной Украине называют велосипед. Двигались от фигуры к фигуре — так здесь называют придорожные кресты, которые устанавливают на обочинах или в честь какого-нибудь события, или просто так. И вот однажды вечером на окраине села, мимо которого пробегало шоссе, вдруг задергался огонек. Мы проехали километров пять до следующей фигуры и увидели еще один костер. Далеко было до этих костров, и мы развели свой огонь на полянке под старыми кленами. А утром узнали (с сожалением!), что галичане накануне праздновали Ивана Купала. В стремительном велосипедном беге по украинским протя-женьям перемешались дни и даты, и совсем выпал из головы этот один из самых главных праздников наших предков, который связывали с летним солнцеворотом. В некоторых местностях на Украине существовал обычай, когда на Купала откатывали от костра колесо — это должно было означать поворот светила на зиму. Эта подвижность, резвость солнца отражены в одной древней народной загадке, где светило названо «птицей-вертени-цей». «Стоить дуб-стародуб, на том дуби птыця-вертеныця — нихто ее не достане, ни цар, ни царыця» — как голова птицы все время дергается в разные стороны, так и солнце вертится, его ни решетом не поймаешь, ни в мешок не посадишь. Рассказывали,

Г 4