Вокруг света 1995-08, страница 39

лограммов на десять. Но если мне это только на пользу, то на ребят просто страшно смотреть. Короче, как сказал Хижняк, многозначительно взглянув на меня и Белоусова, «пока толстый сохнет, худой сдохнет».

Пришлось переложить большую часть их груза в мой рюкзак. Взваливаю его на спину с помощью товарищей — одному не справиться. Саша при этом еще ухитряется снимать.

Потом двинулись вперед. Со стороны я, тяжело загруженный, должно быть, являл собой забавное зрелище, о чем свидетельствовали смешки моих товарищей, — видимо, смех, как и надежда, действительно, умирают последними. Раза три упавшие деревья, по которым мы шли, пропустив моих идущих налегке спутников, трещали и ломались подо мной. Причем один раз я даже чуть было не рухнул с почти трехметровой высоты. Чудное зрелище представляла наша группа и в топи: двое бредут по колено в воде, а третий — почти по пояс, и вокруг повсюду — булькающие пузыри болотного газа. За это время я вдосталь наслушался шуток про коротконогих карликов — но не обижался. Да и отшучиваться не имел ни малейшей охоты — при каждом шаге нога проваливалась сантиметров на двадцать-тридцать. Я то и дело терял равновесие и, чтобы не упасть, хватался за свисающие лианы.

На ночь тамбур палатки просто закрепляем на растяжках над незаболоченным участком. Кипятим воду, бросив в нее щепотку кофе. Сахара давно нет, а порцию меда с арахисом едим только по утрам. Но, как ни странно, чувство голода практически не ощущается.

Влезаю под полог палатки, с наслаждением вытягиваюсь, закрываю глаза. Но уснуть мешает странное ощущение — мне кажется, что мои волосы и кожа на руках шевелятся. Первая мысль пугает — я болен и брежу. Откинув усилием воли пелену надвигающегося сна, нащупываю лежащий у выхода фонарь. От зрелища, высвеченного тусклым светом фонаря, часто заколотилось сердце. В ту же секунду я вскакиваю, приподнимая головой безжизненно свисающий верх палатки. Пол у моих ног шевелится — поверх его копошатся термиты, их видимо-невидимо, похоже, они пробрались через неплотно завязанный вход. Термиты не опасны, но спать в живом месиве жирнобрюхих насекомых решительно невозможно. На мой невольный призыв о помощи ребята, сушившие у костра вещи, откликнулись неохотно. Подумаешь, термиты, эка невидаль!.. Они, ви

димо, не поняли, сколько их здесь. Делать нечего — зажав в кулаке портянку, начинаю расправу. Очень скоро пол палатки покрывается вязкой, жирной массой — оставшиеся в живых несколько десятков термитов вряд ли смогут причинить серьезное беспокойство. И вот наконец я забываюсь мертвым сном.

НАД СЕЛЬВОЙ

Анатолий все же вывел нас из болот. Под ногами уже более или менее сухо. Слышится пение птиц. Гнилое место осталось позади.

Мы проходили через довольно четко выраженные пояса растительности. Типичная сельва перешла в непроходимые заросли, напоминающие молодой осинник, который, в свою очередь, уступил место роще диких банановых пальм, однако их плоды, к сожалению, оказались несъедобными. Затем мы вступили в чащобу травянистых растений почти трехметровой высоты. И снова чудо: под ногами то тут, то там стали попадаться дикие ананасы, размером не больше яблока... Теперь мне кажется, что я в жизни не ел ничего более вкусного, чем эти невзрачные с виду плоды, созревающие где-то далеко-далеко — у самого подножия Гвианских гор...

Гора появилась внезапно, сельва вдруг расступилась — я невольно прикрыл глаза от ослепительного света, но все же увидел серую гранитную стену, уходящую вверх под углом около тридцати пяти градусов.

Оставив часть груза у подножия стены, начинаем подъем — он довольно тяжел, но передвижение по открытому пространству доставляет наслаждение. Можно снять опостылевшие куртки и подставить задыхающуюся кожу солнцу и ветру.

И вот наконец мы на вершине. Кстати, как ни старались, мы не смогли отыскать на карте эту, возвышающуюся над сельвой метров на триста, каменную глыбу, хотя на кар

те были довольно точно отмечены даже стометровые высотки. Наносим ее на карту — гору Нежданную.

Хижняк с Белоусовым ушли осматривать небольшой лесок на противоположном склоне. Я остался один. Описать переполнявшие меня чувства невозможно, но я все же попытаюсь. Чтобы представить себе, что такое сельва, ее надо увидеть сверху. Когда ты внутри нее, взгляд выхватывает лишь отдельные детали, но из них нельзя сложить единый образ — он виден только с высоты птичьего полета. Орлы — зоркие, мрачные стражи амазонских лесов — легко кружат над зеленым ковром, из которого наподобие залпов салюта вырываются кроны гигантских деревьев, покрытые яркими цветами. Вдалеке — гряда гор, а вокруг, насколько хватает глаз, до самой линии горизонта, — зеленый океан, поражающий своей бесконечностью и великолепием. «Бог велик — а лес больше». Только здесь, на Нежданной, я уяснил для себя смысл этих слов.

ПТИЧИЙ СУП

Спустившись по противоположному склону, погружаемся в настоящую первичную сельву. Двигаемся легко и буквально через два километра, следуя вдоль небольшого ручья, натыкаемся на заброшенную индейскую стоянку. Судя по всему, индейцы покинули ее месяца три назад. Пальмовые листья крыш местами обвалились, но каркасы, связанные полосками коры, пока стоят. Решаем остановиться здесь на ночь.

Почти весь следующий день приводим себя в порядок: моемся, стираем в ручье запревшую одежду. Анатолий уходит на охоту. Надеемся, ему повезет. И правда, часа через два он возвращается с подстреленной птицей — не очень крупной, чуть меньше голубя. Вечером разводим костер из обломков остова одной хижины и варим роскошный птичий суп с белыми грибами и подосиновиками...

Тут, вероятно, требуются пояснения: дело в том, что днем, перетряхивая свой рюкзак, я с удивлением обнаружил в потайном кармане, которым до этого ни разу не пользовался, герметично запечатанный двойной пакет с сушеными грибами и вспомнил, как перед самым отъездом из Москвы жена предложила мне взять с собой немного сушеных грибов. Тогда это показалось мне довольно смешным, но она, видимо, сделала по-своему. Спасибо тебе, Оля! Благодаря тебе в эту минуту, в двухстах километрах севернее

ВОКРУГ СВЕТА Август 1995