Юный Натуралист 1971-03, страница 4

Юный Натуралист 1971-03, страница 4

-"I'lllir.........

Звонкие колосья

Сережка жил в этом краю _уже тринадцать лет. Край был древний, под стать темно-зеленым хвойным лесам, украшавшим его. Под стать неоглядным в синей дымке степям и покойным озерам. Вольготно жилось людям в этом краю. Они пахали землю, растили хлеб, пасли скот, добывали зверье и ловили рыбу. Так уж было заведено на Алтае с давних пор. И Сережка до того памятного осеннего дня полагал, что и ему уготована такая судьба, как его отцу, как его деду и прадеду. Потому что родился он в семье потомственных пахарей, понимающих голос поля. Но потом он прикоснулся к тайне. И в душе его навсегда поселилось желание разгадать эту тайну.

А началось все до обидного просто и нетаинственно. На уроке ботаники в пятом классе.

Тогда вошел в класс учитель биологии Иван Захарович. Вошел, как и все учителя входили. Положил на стол классный журнал, какие-то пакетики, жестом усадил ребят, проверил отсутствующих, а затем заговорил глуховатым голосом... о пшенице.

Тысячу раз видел Сережка пшеницу на полях совхоза. Десятки раз мял в ладонях ее колоски и жевал колючие зернышки. И ничего ему таинственного в ней не представлялось. Ну, пшеница. Ну, убирает ее комбайн, и зерно на грузовиках везут на элеватор. В общем, Сережка знал, как и откуда возникает на столе поджаристый каравай.

Но не все сорта пшеницы удовлетворяют человека и ту землю, которую он пашет. В этом и есть тайна этого растения.

— Взгляните-ка в окно и доложите: что видите? — закончил рассказ учитель.

Все повернулись, и Сережка повернулся. В широком окне сквозь причудливую вязь инея было видно поле. Летом оно веселое, зимой покойное, а сейчас словно одеяло, сшитое из разноцветных лохмотьев. Из-под серебристой пороши проступали рыжие плешины лежащей пшеницы.

— Пшеница гибнет под снегом! — вырвалось у Сережки.

Посмотрел на него Иван Захарович.

— Понятно, что гибнет. А отчего?

Кто-то сказал:

— Осень квелая была. Дожди, она и легла. Комбайну не убрать, а тут снег.

— Тоже просто, да не очень.

И рассказал им о трагедии пшеницы, которую посеяли на этом поле. Странное творилось с ним, Сережкой, тогда. Словно до этого слепой ходил.

— Сажали на этом поле сорт «Саратов-ская-29». Любит этот сорт солнышко, и зерно у него твердое, а вот влаги не переносит. Потому привезли его к нам с полей возле Волги, а там солнца много, бушуют суховеи, там она к месту. А что, если, ребятки, нам взять да и задумать такой сорт, который бы земле нашей годился?

—- Да разве мы сможем? — вырвалось у Сергея.

— Попробовать можно, — сказал Иван Захарович, — однако дел здесь не на один год. Нам надо заставить зерно озимой пшеницы приобрести качества яровой, помягчеть... Чтобы она в жару не сохла, а в холод не зябла... Тут терпение и зоркий глаз нужны. За здорово живешь растение еще никому своей тайны не открыло, а тайн таких будет хоть отбавляй.

Иван Захарович Александров поднял вверх целлофановые пакетики.

— В них два сорта пшеницы. А надо сделать один — у каждого взять хорошее и сильное качество. Какое — покажет опыт.

Опыт назывался скучновато: «Метод воспитания и естественного отбора яровых сортов из озимых».

В тот год завернули они по двадцать зерен каждого сорта в мешковину и положили в снег.

— Кто выживет за сорок дней, тот нам и нужен, — пояснил Иван Захарович.

Легли под снег сорта «Мироновская-808» и «Кандиканец-196».

Шла весна на поля, рыхлел снег, к полудню тянулись с крыш стеклянные сосульки, а Сережка и другие ребята из его класса с интересом поглядывали на снежный бугорок, огороженный колышками, внутри которого держали экзамен на мужество семена пшеницы.

9 мая семена, зимовавшие в снегу, посеяли на делянке. Надо было ждать, взойдут или не взойдут. Семена взошли, правда, не все!