Юный Натуралист 1971-04, страница 34

33

сок мяса от человека или аллигатора словно бритвой или с ловкостью мясника отхватить палец целиком».

И в то же время, путешествуя по глухим районам Южной Америки, я часто видел, как дети индейцев беспечно плещутся в реке, где живут пираньи, и с ними ничего не приключается.

Проведя больше двадцати лет в краю пираний, бразильский антрополог Гаральд Шульц писал: «За все эти годы грозные, устрашающие пираньи ни разу не причинили мне вреда».

Итак, я наживил крючок и забросил приманку в воду. Буквально через несколько секунд я почувствовал рывок, подсек и дернул удочку. Она поддалась как-то уж очень легко. На берег шлепнулась серебристая рыба чуть больше моей ладони, на вид нисколько не свирепее форели, которую я мальчишкой ловил в горах Сьерра-Невады. Однако я понял, что такое сравнение не годится, как только увидел, с какой яростью щелкают челюсти рыбы, норовя перекусить поводок. Не будь он стальным, не видать бы мне добычи.

— Не трогайте ее! — предостерег меня мой спутник, сеньор Хуан Пио Ривальди Бланко.

Его башмак плотно прижал к земле бьющуюся пиранью. Ученый осторожно извлек крючок из ее пасти и поднял рыбу, держа за жабры. У этого вида пираний, Серрасальмус наттерери, серебристые бока и желтое брюшко, внешность совсем непредставительная, если не считать грозных зубов, острых как бритва, расположенных так, что челюсть, смыкаясь, становится страшным оружием.

Около четырех миллионов квадратных миль тропического пояса Южной Америки составляют местожительство двух десятков видов пираний. Рыбы отличаются формой головы, расцветкой, размерами и темпераментом, но у всех у них страшные, острые зубы. Пираний находят во всех пресных водоемах от восточных предгорий Анд до Колумбии, Венесуэлы и Гайяны на западе, по всему бассейну Амазонки, в Боливии, Перу, Парагвае, Уругвае и на северо-востоке Аргентины.

В Гайяне их называют пераи, в некоторых других странах — карибе, а пиранья — слово из языковой группы тупи. «Пира» означает рыба, «ранья» — зуб. Практически все пираньи принадлежат к роду Серрасальмус, входящему в семейство харациновых, миролюбивые представители которого обитают во многих аквариумах. Мелкая пиранья Серрасальмус спилоплеура достигает в длину лишь половины большой, темно окрашенной Серрасальмус нигер. Ее длина до 40 с лиш

ним сантиметров, вес — 2—2,5 килограмма. По моим наблюдениям мелкая пиранья не опасна, я встречал ее в Парагвае повсюду, даже в самых маленьких речушках. Другое дело Серрасальмус Нигер. Одни говорили мне, что она совсем безобидна, другие считали ее опасной. И все знатоки сходились на том, что лучше не иметь дела с Серрасальмус наттерери, которая больше всего повинна в дурной репутации пираний.

Некоторые виды ходят стаями, другие предпочитают жить обособленно, собираясь вместе на запах крови или сырого мяса. Одни пираньи будто предпочитают жить на глубине, другие держатся мелководья. Одним видам по вкусу тихая вода, другим больше нравятся стремнины. Есть очень свирепые виды, а есть и мирные. Известны всеядные виды, но большинство пираний хищники.

В Парагвае, где особенно много маленьких, безобидных Серрасальмус спилоплеура, я начал склоняться к тому, что не так уж пиранья и страшна. Мне много раз приходилось извлекать ее из сетей, и она вела себя не агрессивнее, чем обыкновенная золотая рыбка. Но однажды произошел случай, заставивший меня изменить свое мнение.

В полутораста километрах к югу от парагвайской столицы мы с сеньором Ривальди подъехали к уединенному, задумчивому озеру. Шесть-семь рыбаков, стоя по пояс в воде, ставили длинную сеть. Я подошел к рыбаку, который оставался на берегу. Как и его товарищи, он был одет только в шорты и соломенную шляпу.

— Вы не опасаетесь пираний? — спросил я, старательно выговаривая испанские слова.

Он ничего не ответил, но достаточно выразительно пожал плечами: дескать, чего их бояться.

По знаку одного из своих товарищей он начал медленно выбирать сеть. Улов был не очень богатый, несколько десятков рыб, среди которых попадались и пираньи, в том числе слывущая злобным существом Серрасальмус наттерери. Перекладывая рыбу в корзины, рыбаки не проявляли ни малейшей настороженности.

Вдруг одна наттерери выскочила из сети. Ближайший рыбак легонько коснулся ее рукой, как человек, который пытается забросить уголек обратно в очаг. Собственно, я даже не уловил, когда он до нее дотронулся. Тем не менее средний палец его правой руки вдруг окрасился кровью. За какую-то долю секунды острые зубы пираньи срезали кусочек мяса с монетку величиной.

Рыбак в первую секунду будто и не за-