Юный Натуралист 1971-04, страница 54

53

Мы крадучись, из-под ветра зашли к ним и остановились, пораженные. Собаки с двух сторон облаивали кучу хвороста, наваленную около дуплистой старой ели.

— Тьфу ты! — в сердцах обронил Гавриил Петрович. — Совсем в партии дурной собака стал... Однако смотреть надо.

Он подошел к хворосту и уже протянул руку, как вдруг из-под него послышалось какое-то угрожающее шипение, смешанное с сердитым кошачьим ворчанием.

— Ой, нет, однако. — И снова глаза эвенка сузились в хитрые щелки. — Рысь есть. Маленький рысь — кошка одинаково. Это твой, —- махнул он в сторону Моряка, — шибко грубо лает.

А Моряк, видя, что мы рядом, уже не гавкал, а рычал, лишь изредка взлаивая и от усердия припадая на передние лапы. Он все еще не мог перенять от своей спутницы азартную, но умную манеру лая. Каждому зверю — свой оттенок. Мы не спеша, палками подняли хворост. Из-под него на нас блеснули две пары зеленых кошачьих глаз.

— Рысята! — рванулся я, и в ту же секунду что-то острое полоснуло меня по руке.

Рысята, уже лежа на спинах, подняли вверх все четыре лапы, и великолепно защищались.

Мы высыпали все образцы — камни — в один рюкзак, а втброй, обложив изнутри мхом и закрепив распорками из веток, превратили в походную клетку. Я уже не совался больше голой рукой, а, обмотав ее рукавом телогрейки, хватал по очереди рысят за шиворот.

Сидя в темном рюкзаке у меня за спиной, они все еще угрожающе шипели.

В лагере рюкзак оставили чуть в стороне от костра, под лиственницей. Клапан открыли и отверстие заделали ветками, как решеткой. Старательно нарезанное мелкими кусочками мясо разложили прямо на мху, а в миске поставили холодной воды. Но рысята не ели и не пили. Забившись в самый дальний угол, они злобно фыркали при приближении каждого из нас и только иногда почти по-кошачьи мяукали. Глаза их по-прежнему непримиримо горели зеленым огнем, но во взгляде уже угадывался тоскливый налет неволи.

Мы проснулись от истошного лая собак, сквозь который то и дело прорывалось сердитое ворчание. Собаки скулили и лаяли куда-то в темноту, где замолкал шум раздираемых кустов.

— Однако, мать приходила, — спокойно проговорил Гавриил Петрович, старательно рассматривая чьи-то следы на земле. Потом хлопнул себя по голове. — Зачем спал? Шкура шибко теплый.