Юный Натуралист 1974-03, страница 29v j. & Рис. Е. Скрынникова ДЖИГИТ На сухих косогорах у обмелевшего пруда уже ничего не росло, кроме полыни и молочая. Всю траву съели коровы и лошади. Остатки ее побурели под жарким июльским солнцем. Колхозное стадо ушло в сторону высокого сторожевого кургана, на дальние выпасы. За стадом уплыл вагончик животноводов. Вслед ускакал табун лошадей. Тихо стало в хуторе. В хатах, прикрытых пропыленными садами, остались старики да дети. Грустный и обиженный сидел Витька на крыше сарая. Не взял его подпаском заведующий фермой Андрей Тарасович. Сказал, чтобы подрос немного. Скучная жизнь началась у Витьки. Он сидел на крыше до тех пор, пока стадо не растаяло в широком дрожащем озере на горизонте. Не мог Витька спокойно видеть эти миражные озера. Однажды, когда он был поменьше и около хутора еще не было пруда, с ним случилась одна история. В знойный день, увидев далеко за зеленым пшеничным полем озеро, Витька пошел искупаться. Он думал по наивности, что это озеро образовалось после дождя. Долго шел, устал, изнемог от жажды. А озеро вдруг заколыхалось и бесследно исчезло. Витька еще раз хмуро оглядел степь и двор фермы и спустился вниз. Ничего не хотелось делать. Тоска напала на него. Он направился к пруду, но, услышав лошадиное ржание, пошел в сарайчик, где находился жеребец и несколько больных коров. За ними ухаживал конюх дед Матвей. Прихрамывая, он носил охапками свежее сено от арбы в кормушки. Витька тоже захватил сколько мог сена и понес в сарай. Привяла я трава, недавно скошенная в балке, пахла арбузным соком. — Ну как жизнь-то? — спросил конюх, тяжело усаживаясь на сено. Витька промолчал, лег навзничь. Прохладные стебли пырея приятно освежали накалившееся на солнце тело. Коровы аппетитно ели сено и обеспокоенно охлестывались хвостами. Где-то в сарае звонко загудела оса. — Как жизнь? — повторил дед Матвей, с улыбкой покосившись на Витьку. — Нет у меня никакой жизни! Просился подпаском — не взяли: «Подрасти, подрасти...» Некуда уже расти! Нравился конюху Витька. Был он коренастый. Голова в белых полосках шрамов. Волосы черные, жесткие, словно у одежной щетки. Глаза темные, живые. Загорел до черноты. — Зря обидел тебя Андрей Тарасович, зря, — сказал дед Матвей. — Парень ты взрослый. Двенадцать уже есть? — Есть, — подтвердил Витька и поправился: — Скоро будет. Ладно, я буду помогать вам? А то мне хоть пропадай. За Грозовым буду ухаживать, ладно? — Это тебе не лошонок, а племенной жеребец. Не подпустит он тебя. С ним шутки плохи: ударит, а то и укусит, — серьезно сказал дед Матвей. Витька хмыкнул, поднялся и подошел к перегородке. — Кось-кось! — позвал он жеребца. Грозовой повернул голову, тряхнул гривой и, перестав жевать, с интересом оглядел Витьку. — Не подходи близко! — крикнул конюх. Витька, порывшись в карманах, достал кусок сахару и сунул руку за перегородку. |