Юный Натуралист 1975-01, страница 26

24

ведь-шатун пришел из тайги прямо в город, чуть ли не на центральную площадь. Но откуда может взяться медвежья берлога среди городских улиц? Мимо нас то и дело проносились автомашины, с лязгом и грохотом обогнал трамвай, а мы все шли, никуда не сворачивая.

С левой стороны улицы на фоне заходящего солнца резко обозначились кроны больших деревьев, еще не покрытых листвой. Это был городской парк, протянувшийся вдоль речки Силинки у впадения ее в Амур. Когда-то здесь рос могучий пойменный лес из огромных тополей, чозений и толстокорых ильмов. Теперь он сильно поредел, но немало крупных деревьев еще сохранилось. К одному из них и подвел меня мой спутник. Это был очень старый раскидистый тополь, наполовину усохший, со сплошь ободранной у основания корой.

— Видишь вон то дупло? — спросил охотник, указывая на отверстие в стволе тополя. — Так вот, в этой самой лесине когда-то зимовал медведь-белогрудка. Еще деду моему нанайцы это дерево показывали, да и те, может быть, от стариков слышали. Дед говорил, что сам видел на стволе царапины от медвежьих когтей, а потом они затянулись, теперь же и коры не осталось. Ну что, хороша берлога? Вот какие у нас медведи-то! Эти белогрудые медведи — гималайскими тоже их называют — чаще всего ложатся спать на зиму в дуплах. Липы, кедры, тополя, даже березы в нашей тайге бывают такие, что залезет медведь в дупло, когтищами изнутри оскребет ствол, сухую подстилку себе под бок уложит, да и спит всю зиму спокойненько. Иной даже во сне храпит: я сам слышал. Медведица прямо в дупле и медвежат рожает, кормит их там, а весной они сами вылезают, коли доживут.

— Чего же им не дожить-то? — спросил я, поглядывая то на огромный тополь, то на рассказчика.

— Конечно, ничего им там в дупле не сделается, коли человек не помешает. Он же, медведишко этот, сидит там как в бочке закупоренный. И не вылезает, хоть из пушки стреляй. Придут лесорубы с бензопилами, свалят кедрину, а из нее — батюшки мои! — медведица с медвежатами выскакивает. Страху-то сколько, крику, а медведице этой только бы шкуру спасти да медвежаток. Белогрудка, сказать правду, зверь безобидный. Бурый медведь, тот и на скотину нападает, и лося, и косулю задерет, а белогрудый мяса, пожалуй, вовсе в рот не берет. Ему бы только желудей, да орехов, да ягод разных, корешков всяких, ну и муравьев тоже не пропустит. А чтобы белогрудый шату

ном стал или сам, если только не раненый, бросился на человека — такого я никогда не слыхивал. Люди же обижают его частенько. Охотятся, ружья теперь сильные, народу много. Когда-то в нашей приамурской тайге от Хабаровска до Комсомольска этих медведей было порядочно, а теперь почти и не слышно. Сам посуди — лес рубят, дороги строят, людей в тайге зимою полно. Кто-нибудь да и наткнется на берлогу, а иметь у себя медвежью шкуру каждому хочется. Вот я недавно читал в газете: даже в поселок привезли на лесовозе медведицу с медвежатами. Так и сидела, бедная, в лесине. Людям смех, медведю горе. Если так пойдет, не останется в нашем краю этого зверя, а без него и тайга-то вроде уже не та, интереса ходить по ней не будет.

Позднее, работая на Дальнем Востоке, я не раз убеждался в правоте старого таежника. Белогрудый медведь действительно одно из самых своеобразных и оригинальных животных дальневосточных лесов. Наравне с амурским тигром, пятнистым оленем и куницей-харзой белогрудка может служить как бы символом нашей уссурийской тайги. Своими повадками и образом жизни этот зверь заметно отличается от привычного нам бурого медведя, которого тоже довольно много на Дальнем Востоке. Наш обычный бурый медведь, обитающий по всей сибирской тайге, в Приморье и Приамурье живет главным образом в лиственничных, еловых и пихтовых лесах, гималайский же встречается только в хвойно-широколиственных «джунглях», где вместе с корейским кедром растет и монгольский дуб, и маньчжурский орех, и лимонник, и амурский виноград, и актинидии с крупными сладкими ягодами. Белогрудый медведь в основном вегетарианец. В течение круглого года предпочитает растительную пищу. Основной его корм — орехи, желуди, другие плоды различных деревьев, кустарников и лиан. Правда, в летнюю пору, когда в тайге мало орехов и ягод, уссурийский медведь охотно раскапывает муравейники, переворачивает колодины в поисках личинок и червей, но никогда не нападает на копытных животных. Даже погибшую рыбу, которую так любят подбирать на берегах рек бурые медведи, бе-логрудки почти не едят, разве только в голодные годы.

Любопытно наблюдать за уссурийским медведем, когда он, забравшись на большое дерево, собирает свой урожай. Крупный тяжелый зверь с акробатической ловкостью залезает на любой даже совсем гладкий ствол, цепляясь за него длинными крепкими когтями. Но, добравшись до самой вершины, где плодов больше всего,