Юный Натуралист 1980-09, страница 47

45

Мне, конечно, жаль горячего румяного беляша, но, выпив простоквашу и намотав на палец леску, я быстро забываю о нем и бегу на море. Издали я слышу звонкие крики товарищей, играющих в ловитки. И. не останавливаясь, прыгаю в воду. Солнце, зеленая голубизна прохладной глубины; стаи зеленух и морских собак, шарахающихся в стороны и как бы тающих в глубине; два-три бычка, пойманных и брошенных на мостик. Счастливый и усталый задор!

— Олежек, пора обедать!

Удивительная вещь: мама появляется всегда в тот момент, когда ее меньше всего ждешь. Спорить сегодня о том, что еще рано, почему-то не хочется. Тем более что на обед окрошка. Холодная окрошка с кусочком льда, который будет похрустывать на зубах.

— Ма, а на второе?

— Виноград.

— Вот это я понимаю — обед!

И почему-то вспоминаю румяный беляш, и мне становится немножечко жаль его. Но жалость вытесняет холодная окрошка и длинные розовые пальцы винограда с капельками воды на них.

«Ха! Ха! И не надо есть хлеба!»— думаю я про себя, хотя он довольно соблазнительно пахнет. Он ржаной и свежий, и ноздри невольно вдыхают его запах. Отец смотрит на меня. Мне кажется, он понял, о чем я подумал. Мама, наверное, тоже, потому что она говорит отцу:

— Ну ладно, брось его мучить.

— Да никто меня не мучит, с чего ты взяла? — говорю я немного раздраженно, так как чувствую, что пойман с поличным.

С виноградом почему-то особенно захотелось хлеба, и это меня раздражает еще больше. И в душе возникает какая-то непонятная обида неизвестно на кого.

Правда, сообщение о том, что сегодня мы идем в кино, рассеивает обиду, а в кино она совсем проходит. И увлеченный картиной, я забываю и о румяном беляше, и о вкусном пахнущем ржаном хлебе.

Когда садимся ужинать и отец говорит, что пирожное к чаю это тоже «хлебопродукт», я делаю вид, что оно мне совершенно безразлично.

Наконец ложимся спать. Я знаю, что отвлеку себя: у меня лежит «Двадцать лет спустя» Дюма. Правда, через полчаса мама скажет: «Туши свет!», — но это неважно. Сложная система выключателей, сделанных вручную и связанных между собою шпагатом, позволит одним движением ноги, так что и кровать не скрипнет, в минуту опасности выключить свет. Зазвенят шпаги, польется кровь за королеву...

Я начал читать, но как назло из головы не выходит этот проклятый беляш. И когда наконец д'Артаньян проткнул шпагой гвардейца и тот превратился в сочный беляш, из ко-

вй

торого брызнул душистый сок, заполняя всю комнату ароматом, а д'Артаньян с поклоном протянул его мне на кончике шпаги, я со злостью захлопнул книгу, потушил ногой свет и отвернулся к стенке.

Я ворочался с боку на бок, сдергивая и натягивая одеяло, но «хлебопродукты» продолжали атаковать меня. Запахи заполнили комнату, но самым настойчивым и соблазнительным был запах ржаного хлеба.

Осторожно, чтобы не скрипела кровать, я встал и направился в кухню. На цыпочках прошел мимо комнаты, где спали отец и мать. На кухне, не зажигая света, стал рыться в буфете, надеясь найти хоть один кусочек хлеба. Но как назло хлеба не было.

Усталый и измученный, я сел на пол, готовый разрыдаться от обиды. Но в этот момент в открытое окно со свежим запахом моря и зелени донесся запах хлеба. Нет, не свежего