Юный Натуралист 1981-02, страница 32

44

обход

Еще спят звуки, краски, еще в Даштатукь досматривают сны, когда Гусейнов выходит из дома. Под ноги вприпрыжку пес, повизгивает, ластится. В собачьей душе живет охотник. Но егерь собирался не на охоту, ружье на плече совсем для другого. Он треплет пса по загривку. Взял бы с собой, хоть ради компании, да там, куда он идет, собачьего духа не терпят. Так что без обиды.

Дорога то вверх, то под уклон — мерена-перемерена. Мог бы, наверно, пройти по ней с завязанными глазами. Ну, это так только говорится: зачем завязывать? К чему? Радость — смотреть, видеть. Рождение нового света, нового утра — каждодневное таинство. Пробуждение всего сущего.

Егерь шагает размашисто, быстро. Весь день впереди, можно бы вроде и не спешить. Но он не умеет так. Не умеет.

Он любит войти в свой лес раным-рано, когда еще только заря. Войти, оглядеться. «Ну, как тут? Все спокойно?..»

Лес в этот час в полудреме. Сосредоточенно тихий. Таинственный в зыбком, неверном свете. Свет скользит по стволам, сочится сквозь густое зеленое кружево. Растворяет остатки тьмы.

Вскрикнула птица, тотчас откликнулась другая. Еще немного, и все вокруг наполнится гомоном, суетой. В жару, в зной пернатым было не до песен, теперь, с наступлением осени, они снова оживлены, снова порхают и скачут.

Тропа ведет в чащу. Их тут много, этих троп и дорог. Все знакомы, исхожены. Три года егерем — не так мало.

Бывал здесь и раньше, места знакомые. От Даштатука, где он теперь живет, до родного села Бильясар три часа ходу. Ходу, не езды: селение в горах, дороги хорошей туда нет.

Да, места ему знакомы. И леса здешние. Но вот что любопытно: совсем по-иному он теперь на них смотрит. Прямо-таки другими

глазами.

Теперь этот лес под его охраной. Защитой. Лес и все, что в нем живет, водится.

А лес особый: ни в одной республике больше нет. Только здесь, у берега Каспия, в Талышских горах. Реликтовый, как говорят ученые. Гирканского типа.

Ученых здесь егерь повидал уже немало. Водил по горам, по долам, помогал, общался. Леса Талыша — единственное в Азербайджане место, куда не добрались когда-то ледники. Теперь это как памятник природы. Первозданной, доисторической. Как живой музей.

Тут что ни вид — редкость. Уникум. Сколько их вписано в Красную книгу! Он не

раз листал этот толстый том, у них в заповеднике имеется. Диву давался, как говоря! по-русски. Испытывал невольное почтение.

Тропа берет круто в сторону: стеной железное дерево. Оно раздалось, раскинулось, срослось ветвями с соседями. Не продерешься! А какие причудливые, если всмотреться, сплетения: арки, спирали, узлы. Все перевито лианами.

Название точное: древесина что железо. Годится на детали для машин.

Егерь сбавляет шаг: тут не грех и постоять минутку. Проникнуться.

Могучий, метра три в обхвате, ствол и где-то в поднебесье разлапая, все притеняющая крона. Каштанолистный дуб.

Такая мощь — не с чем даже сравнить. Говорят, ему уже лет семьсот-восемьсот, а может, еще больше. Богатырь-долгожитель, патриарх здешних лесов.

В нем что-то от вечности. Сколько он видел! Сколько мог бы рассказать! Пусть стоит еще долго-долго. Несет привет будущие поколениям.

Егерь идет дальше. Снова дуб, но помоложе. Еще и еще. Собратья, сородичи.

Кое-где на мшистых стволах чуть заметные полосы. Это следы от когтей енота. Предпочитает селиться в дуплах, повыше от земли. Подальше от прочего зверя. От человека. Будто понимает, какой приносит всем вред. Уж больно прожорлив! Грабит гнезда. Где енот, там птицы и белки мало. Зловредное существо. Другого такого зловредного в здешних лесах нет. Когда-то его завезли сюда, считали — будет польза. А вот чем обернулось.

Следов повсюду много. Следы — лесная газета. Вот разрытая земля. Барсуки потрудились. Здесь была кабанья ночевка. А это прошли олени. Совсем недавно. Один. Другой. Шли спокойно, мирно. Хорошо, что мирно, пора как-никак осенняя.

К ним у егеря симпатия. Это его друзья.

Однажды увидел олениху, она лежала, выставив копыто. Стал подходить — ближе, ближе. Присел и смотрит. Она — без боязни на него. Тихонько протянул руку к ее ноге. Олениха неспешно, не роняя достоинства убрала. Егерю стало весело: «Ладно, недотрога, отдыхай...» И пошел своим маршрутом.

В другой раз заметил двух самцов. Было время гона.

Два могучих красавца, наклонив рогатые головы, стояли один против другого, били копытами землю. Исподлобья свирепо глядели, сшибались. Отскакивали друг от друга, снова становились в боевую позицию, снова копытили землю. Схватка, судя по всему, только-только началась.

Гусейнов приблизился и негромко, как можно спокойнее стал говорить первое, что пришло на ум. Вы, мол, деретесь, а зачем?

Разве нельзя миром решить ваши споры. Говорил, говорил, а те двое — рядом же — прислушивались к его голосу. Должно быть, спокойный, ровный тон подействовал. А может, он просто помешал, сбил им охоту выяснить отношения. Так или иначе, соперники поостыли, перестали стучать копытами. Потом гордо, как им и подобает, подняли головы с тяжелыми рогами и пошли в разные стороны.

Гусейнов, очень довольный собой, своим экспериментом, смотрел вслед. «Еще встретимся!..»

Конечно. И не один раз. Минует осень, придет зима. Зимой, тем более снежной, лесным обитателям худо. Бескормица. Тут им надо помочь. Егеря кладут в кормушки сено, ячмень, овес. Собирают желуди... Как же иначе! Зверье к кормушкам как в столовую.

Приезжие иной раз изумляются. «Послушайте, отчего это они вас не боятся, подопечные ваши?..»

Был с ним как-то один экскурсант. Очень хотелось ему поснимать лесную живность, держал фотоаппарат наготове.

Шли они, шли — глядь, навстречу косуля. Шагах в десяти остановилась. Экскурсант щелк, щелк. Остался вполне доволен. Еще бы! Косуля сама пришла посниматься.

Таких встреч у Гусейнова было множество. Все здешнее зверье ему знакомо. Вот только медведя еще не встречал. Другим егерям на глаза попадался, ему пока нет.

Мечтает увидеть и леопарда. Прежде сюда забредал, говорят.

Гусейнов идет то по гребню горы, то спускается в ущелье, взбирается по крутизне. Смотрит, читает свой лес. Думает. О том, как уберечь его для людей.

Экскурсанты тут дело обычное. Гусейнов любит наблюдать за ними в чащобе, где-нибудь на звериной тропе — особенно если это школьники. Как горят у них глаза! С каким интересом, даже с волнением все слушают!

Лучший экскурсовод — Рагиф Алиев, директор. Гусейнов сам слушает его с удовольствием. Ученый человек, много знает, умеет увлечь рассказом...

Крутой каменистый склон, поросшая кустарником полянка. Можно перевести дух.

Под ногами сплошь зеленые волны. Они разбегаются и о чем-то шумят, шумят. А там, вдалеке, зеленое перетекает в синеву. Ханбуланчай, рукотворное молодое море. Граница заповедника. Там гуляют туманы, там ветер пахнет свежестью, чайным листом, поспевающим виноградом.

Неотрывно, жадно, до рези в глазах смотрит егерь. Смотрит в эту убегающую, зачарованную даль и не может насмотреться.

В. РАЗИН