Юный Натуралист 1991-02, страница 47

45

НА ПРОСЕКЕ

Хвойный зимний лес, припорошенный снегом, какой-то притихший, таинственный. Ни дуновения ветерка, ни шороха ветвей. Но я знаю: и зимний лес — живой. Где-то надежно попрятались глухари и рябчики; где-то срезают зубом и жуют сладко-горькие тонкие зеленые ивовые прутики лоси; где-то в еловой густели присел, притих заяц-беляк и чутко-настороженно дремлет, большие, с краснин-кой глаза открыты. (Не его ли следы видел я возле скирды овсяной соломы?) Между снегами и небом, на высоте сосен и елей, где-то прыгают, резвятся белки что им мороз!

Чу!.. Песенка в лесу. Показалось? Проехал к шатровой елке с гирляндами шишек, крупных, темно-коричневых. Прижмурился от солнца, пригляделся: есть жильцы, идет работа. Вот кто подавал голосок — клесты. Вот она, пестренькая ярко-оранжевая птаха, прицепилась сбоку шишки и долбит, отворачивает чешуйки загнутым, как специальные кусачки, носом, достает семена. И — рядом на шишке клест. Пригляделся — да тут их целая семейка. Кормятся, не уступая папе с мамой, три малыша. Проворные, юркие. А ведь вывелись-то в январскую стынь. И уже сами себя кормят! Семейка клестов не обращает внимания на меня. Понятно почему: попробуй-ка, дядя, дотянись!

Просека простегнула хвоинки с одного увала до другого, километра на два. И вся-вся залита потоками солнца. Широкая, не тронутая ни пешим, ни лыжным следом, белая-белая лента холстины разостлана для тебя. Какая роскошь, какой немыслимо-прекрасный подарок... Местами ветки елей и сосен левой стороны почти смыкаются с ветками елей и сосен правой стороны, тут снег затенен и слегка синеват.

Мои лыжи, дружащие со мной не один год, не спешат и дозволяют все-все разглядывать: семейку елочек в легкой белой песцовой накидке, зеленую осину, тронутую в нескольких местах лосиным зубом, но метки старые, затянуты, высокую-высокую березу с атласной корой и сиреневыми ветками, чуть ли не достающими небо, старую сосну, как бы с ног до маковки одетую в медную кольчугу...

Синица тенькнула. Любопытствует, вся какая-то чистенькая, желтогрудая, с уз

ким черным галстучком посередке, сидит на ближней ветке, вертит головкой, наблюдает за мной, как бы спрашивая: куда едет, что нужно?

Внизу, где к просеке прилегла поляна, на мой, повторюсь, никем не тронутый путь высунулась лисица и тут же живым пламенем отпрянула назад, в ельницу. Умного зверя всегда спасает осторожность.

Еду дальше. Как ароматен морозный воздух, как загадочен лес. Здесь время измеряется своим особым счетом — достаточно ли стойкости и мужества у каждого дерева, чтобы не поддаться свирепым ветрам, когтистым морозам, снегам — сегодня, завтра, послезавтра. Трудна зима. Трудна и для елочки-подростка, и для столетней, уже видавшей виды сосны. Чем же держатся они, деревья? Надеждой. Надеждой: дожить до новой весны.

ДЕНЬКИ ФЕВРАЛЯ

Замечали ли вы, как легко бегут деньки февраля? Так и катятся, поспешают-торопятся один за другим,словно их впереди что-то манит, ждет-поджидает что-то радостное. Ну, конечно же,— ВЕСНА! Февралю дана необычная встреча. Вот он и гонится, и гонится к ней. Даже на два дня сократил свой путь!

Солнце с утра, над снегами, над заиндевелыми лесами. И не прячется. Все шибче да ярче разгорается светило. С крыш домов повисли рядком сосульки, бело-синие, с острыми, точатся уже капелью, концами. К полудню сосульки начинают ронять капельки. Летят к земле, сверкнут и разобьются. А кто-то увидит. И чье-то сердце вздрогнет, радостью загорится.

У завалинки денька за три-четыре вытает кусочек земли, и охрабревшие куры заявятся сюда погреть свои косточки, постоять на одной ноге, поглядеть, что делается кругом. Иная хохлатка изловчится и поймает капельку влаги, сроненную сосулькой...

Я опять на лыжах. Иду своей лыжней, местами ее перемела поземка, местами пересекли следами лисы и зайцы. Осмелели. Лыжник без ружья. Позади остался овраг, поросший черным ольховником. Вот и поле. Оно все снежное, промороженное, открытое и все-таки щедро залито ровным солнечным светом. И такое