Костёр 1967-01, страница 18

еще десять или сто раз идти с ними в iMope. А еще вдруг захотелось ему заорать или прыгнуть в море прямо в одежде — для смеху.

Но по виду команды нельзя было сказать, что остальные радуются вместе с Лехой. Вова, нарушая старинный морской обычай, сплюнул за борт и ушел в камбуз. Дядя Костя с убитым видом осматривал трал, порванный тросом во многих местах. Боря с сожалением разглядывал свой прекрасный свитер, перепачканный рыбьей слизью.

— Придется идти домой, — сказал капитан.—Здесь не починим.

— Куда там... — отозвался дядя Костя.— Весь в дырьях.

Эмэрэска на полном ходу шла к берегу. Мертвяк, укрепленный растяжками, мирно стоял на палубе. А Леха все еще не мог успокоиться. Ему хотелось сейчас очутиться дома, сидеть за столом и рассказывать отцу с матерью о порванном трале, о том, как они достали со дна бетонную глыбу и чуть не перепугались, думая,' что она может взорваться. Ему хотелось рассказать обо всем прямо тотчас же, немедленно. Но берег был еще далеко. Да и эмэрэска отца была сейчас где-то в заливе.

Леха открыл дверь и вошел в рубку. Положив руку на штурвал, капитан сидел на краешке стола.

— А-а, боцман... — сказал он. — Ну, как вам нравится мой экипаж?

— Они совсем не боялись! — сообщил Леха.—Прямо здорово!

— Нет, боцман, все это далеко не здорово,— серьезно сказал капитан. — Ох, уж эта мне молодежь... Им нужны подвиги, а план за них пускай выполняет дядя. Мне, между прочим, тоже двадцать пять лет. И я тоже люблю подвиги. Но где их взять в наше мирное время?

— Тридцать второй в прошлом году две мины поднял!

Капитан вздохнул.

— Бывает, что и везет людям... Кстати, вы знаете, боцман, что сказал бы мне ваш отец на наших похоронах?

— А что? — с интересом спросил Леха.

— Что-нибудь очень грубое, — грустно сказал капитан.

За спиной капитана заверещал зуммер. Капитан снял трубку. Рация несколько раз взвизгнула, и только после этого послышался скрипучий голос:

— Сорок седьмой... сорок седьмой... как слышите? Прием...

— Слышу хорошо, Григорий Палыч, — сказал капитан, — вижу плохо.

— Не балуй, Евгений, — заверещала рация.— Почему долго молчал? Прием...

— Порвал трал. Иду домой. Прием...

— Тобой сорок третий интересуется, — сообщила рация. — Как там у тебя... прием...

Капитан усмехнулся и покосился на Леху.

— А ои сам спросить не может? Сам не может?.. Прием...

— Этого я не знаю. Связь заканчиваю.

— Ну, мы сами узнаем. Верно, боцман? — сказал капитан.

Леха пожал плечами.

— Сорок третий... сорок третий... прием...

— Я сорок третий... прием...

— Я сорок седьмой... в 'чем дело, Ваня? Прием...

— Как там у тебя?.. Прием...

Капитан снова усмехнулся.

— А что как?.. Прием...

— Ну, вообще... Прием...

— А что вообще?.. Прием...

Рация почмокала, покряхтела и спросила решительно:

— Лешка мой как?.. Прием...

— А Лешка твой рядом стоит, ты его сам спроси. Прием.

— Леша, слушай, Леша...

— Чего? — спросил Леха, беря из рук капитана трубку.

— «Прием» говори, — подсказал капитан.

— Чего? Прием... — повторил Леха.

— Ты чего домой ночевать не приходишь? Прием...

— Работы много, — сказал Леха.

— Ты давай приходи сегодня, приходи... прием...

— Дома я просплю, — сказал Леха, сопротивляясь уже просто так, по привычке.

— Как это ты проспишь, если вместе пойдем? Прием...

— А ты меня разбудишь? — спросил Леха и, взглянув на капитана, понял, что уже начинает говорить глупости.

— Разбужу... — терпеливо сказала рация и тут же взвизгнула возмущенно: — Сорок третий и сорок седьмой, кончайте болтовню! Мешаете связи. Кончайте болтать!

— Клади трубку, боцман, — сказал капитан. — Разве посторонние люди могут понять отца с сыном, если даже сын не всегда понимает своих родителей. Ты знаешь, Леша, как я попал в море? Все началось с того, что моя мама захотела, чтобы я играл на рояле...