Костёр 1967-06, страница 39

Хоб, ота! Хоб, ота!

На окраине кишлака караванче остановился, указал смуглым сухим пальцем на тропку. Она вилась вдоль хлопковых полей, огибала одинокий утес, затем весело бежала меж зеленых холмов к высоким, синевшим вдалеке горам.

— Машины сейчас не ходят, — сказал караванче.— Вода поломала мосты. Пойдете пешком. Вот по этой тропке. Видишь?

— Вижу, ота.

— Тропка доведет вас до ручья. Там повернете влево и снова пойдете прямо. В долине возле двух гор пасет отару мой друг Бекмуха-медов. Он на два года старше меня. Запомнил?

— Запомнил, ота. Бекмухамедов накормит вас и покажет

дорогу дальше. Это хороший человек. Он на два года старше меня. Запомнил?

Запомнил, ота.

— Ну, тогда — хайр! Олиму я все сказал.

— Что вы сказали, ота?

— Я сказал все, что надо, —уклончиво ответил караванче. — Хайр, рафик Нечаев.

— Хайр, ота!

Старик прижал меня к груди, похлопал по спине и тихо, так, чтобы слышал только я, сказал:

— Хороший этот парень, Игнат. Серьезный.— Разгладил горстью бороду и еще тише добавил: — Джигит...

Мы пошли по тропке, которую указал караванче, и скоро увидели ручей. Он струился из отвесной скалы, свивался веревочкой, бежал по деревянному желобку и с легким звоном падал на плоский камень. Вокруг мерцала радуга. Мы напились, отдохнули и снова тронулись в путь.

По дороге мы увидели корявое, сваленное бурей дерево. Ствол его переломился надвое. Дерево держалось на куске плотной, как ремень, коры. Оно было еще зеленое. Среди ветвей темнело птичье гнездо, а рядом жалобно пищал в траве и трепыхал крыльями птенчик. Первой увидела его Муслима. Она села на корточки, бережно выпутала из травы тонки лапки и понесла на ладони к нам.

Александр Иванович, посмотрите, какой хорошенький. Он остался без матери. Мы его возьмем с собой. Правда?

Птенчика стало жаль и мне. Бросать его было рискованно. Он только чуть-чуть подлетывал. Тут его в два счета сцапает лиса, которая мышкует в горах, или серый, одичавший в сопках кот. Я видел, как он крался за нами по высокой сухой траве. Наверно, хотел что-нибудь стянуть у нас.

е

Вокруг Муслимы собрались знатоки птичьего дела. Они осмотрели птенца, полюбовались ярким серебристо-синим оперением и сказали, что это гурак — птица, которая, по преданью, приносит счастье человеку. Суеверных людей сейчас уже мало. Но дехкане, как и прежде, любят синюю птицу гурак. Любят за то, что

О

она не делает никому зла, за веселый, пронзительно-чистый голос, за глубокую синеву пера.

Мы соорудили для гурака уютное переносное гнездо: в тюбетейку положили носовой платок, а сверху нащипали мягкой пушистой травы. О такой квартире другие птицы могли только мечтать!

Но маленький груз оказался тяжелым. Его надо было нести на руках, как тарелку с супом, который боятся расплескать. Кроме всего прочего, у птенца оказался беспокойный характер. Он норовил выпрыгнуть из тюбетейки и дать стрекача в горы.

Несли гурака всей артелью, по очереди. Только Олим отказался от этой трудовой повинности. Он нашел где-то длинную палку и подсекал под самые шляпки малиновые, разросшиеся вокруг репейники. Они летели во все стороны, как пули.

Муслима пожаловалась Игнату. После истории на овечьем мосту ребята стали относиться к нему как-то совсем по-другому. А Подсолнух даже назвал его однажды на «вы». Можно было позавидовать этому человеку. Он не искал секретов дружбы. Не думал о них. Дружба к нему приходила сама.

Игнат выслушал Муслиму. Он подошел к Олиму, протянул ему тюбетейку с птенцом и сказал:

Ты, однако, чо? Ты птенца возьми...

Олим взял тюбетейку и нес, пока его не сменили. Может, он сделал это из благодарности за спасение, может, не хотел ссориться с Игнатом, а может, и просто побаивался его. Судить не берусь. Но мне очень хотелось, чтобы мальчишки нашли общий язык и наконец помирились.

Тропа круто брала в гору. Мы останавливались, отдыхали и снова шли вперед. Вскоре мы добрались до самой вершины. Сложили рюкзаки, сели на теплые, покрытые пестрыми лишаями камни и стали, смотреть вокруг. Внизу, под нами лежали рыжие, изрезанные оврагами горы, плыли белые продолговатые облака. Они были похожи на льдины, которые торопятся весной по реке в незнакомые дали. Мы смотрели на острые шпили гор и молчали. То, что ждет нас впереди, казалось доступным и легким. Так всегда бывает на высоте. Я испытал это много раз.

Тропа звала нас вдаль. Она опустилась

5*

35