Костёр 1967-09, страница 23городу, но Василиса Аркадьевна подвела сначала к столовой. Столовая только что была пустая. А тут сразу все столики оказались занятыми. Другие взрослые посетители встали в очередь и, облизываясь, принялись разглядывать меню. Ребята взяли по чаю и развернули завтраки, которые сделали их мамы. Еды осталось много, и после чая ее сложили в общий чемодан. А потом пошли в библиотеку. Почему пошли сразу именно в библиотеку— неизвестно. Если бы пошли сначала куда-нибудь в другое место, то ничего особенного дальше с Катей, наверно, и не случилось бы. Здание библиотеки было разрушено войной и снова восстановлено. В этой библиотеке у Кати вдруг оторвалась верхняя пуговица от пальто. Вы идите, я догоню, — говорила она всем, доставая нитку и иголку, которые всегда у нее были с собой. Все ушли. Один Дорин остался. Он стал рассматривать таблицы про рост числа читателей по сравнению с дореволюционным временем. А когда Катя пришила пуговицу и они вышли на улицу, класса вдруг не оказалось поблизости. И слышно его нигде не было. Кругом был сад и ни одного прохожего. — Они, наверно, там, — показала рукой наугад Катя. Дорин пошел за ней. Но там парк кончился и начались новые дома. — Тогда там, — показала Катя в обратную сторону. Они пошли назад, но вместо библиотеки пришли к старинным зданиям, а когда обошли их кругом, то заблудились совсем. — Кто потеряется, пусть идет в милицию и не волнуется, — вспомнил Дорин слова Василисы Аркадьевны. — Нет, в милицию я не хочу. Они стали ходить наугад, и то выходили к памятнику Ленина на площадь, то вдруг оказывались на железнодорожном вокзале. А солнце стало таким теплым, что можно было встать у стены и загорать. Отовсюду сверху капала вода, растекалась по тротуарам, а Кате захотелось пить, но ни лимонада, ни мороженого нигде не было. Дорин подпрыгнул и сорвал с забора сосульку. И себе сорвал. Они шли дальше и лизали эти сосульки. На скамейке сидел мальчик. Он ловил солнце увеличительным стеклом и прожигал свою шапку. От шапки поднимался дым. Мимо них по улице два раза промчалась гоночная машина номер семьдесят два. Она была вся такая забрызганная, будто за ней начали гнаться еще с осени. Потом они увидели музей краеведения. В музее было пусто. Только экскурсовод сидел у входа с секундомером и считал свой пульс. Он обрадовался посетителям и принялся рассказывать всю историю города. Он сказал, что Выборг — это древний русский город и что некоторые финские племена, которые здесь жили, постоянно хотели присоединиться к России, но им всегда мешали это сделать иноземные захватчики. А с той косой башни на базарной площади ничья невеста не бросалась, как болтают разные старухи, а просто там Василий Шуйский договаривался со шведами идти воевать против Лжедмитрия. Потом, когда снова вышли из музея, оказалось, что на улице лужи. И Дорин вдруг поскользнулся и упал в одну такую лужу. Он сразу вскочил, и было заметно, что ему стыдно: как это он вдруг сам по себе сел в лужу. — Ладно, — сказал он про пальто, — высохнет — очистится. Ничего не очистится. Что же, ты по городу будешь грязным ходить? — и Катя завела его в парк, стала счищать грязь. — Хватит, — говорил Дорин, — хватит. Но Катя его не слушала, а счищала грязь своим носовым платком. И вдруг напротив парка на улице остановился автобус, из автобуса выскочили все ребята их класса и кинулись к ним. — Это вы нарочно потерялись? Скажите мне честно, — допытывалась потом родительница из родительского комитета, когда автобус поехал в Ленинград. И хоть Катя говорила, что нет, не нарочно, и даже показывала ту верхнюю пуговицу на пальто, родительница не очень верила и качала головой. * * * Неужели нельзя поближе? — спросила Катя. Они с Дориным шли из школы к доринско-му дому. Мама не хочет. В старом фонде нет ван ны, а мама о ней мечтает. — И ехать оттуда час. — Час и сорок минут, — поправил Дорин, 21 |