Костёр 1969-06, страница 5

Прямо у окна места командира корабля и второго пилота.

Самое почетное—кресло командира корабля. Летчики называют его чуть-чуть с большой буквы: Левое кресло — так вот оно пока пустое. Сейчас придет Леонид Моисеевич Лесовой, сядет в него, и мы полетим.

Но вошел молодой летчик Миша, Михаил Владимирович Игнатович, слушатель Высшего авиационного училища. Вошел Миша и... занял левое кресло! Оказывается, он сегодня будет командиром корабля, а Леонид Моисеевич — вторым пилотом и инструктором.

# * *

Механик готов к запуску! Штурман готов! Радист готов!..

Командир нажимает кнопку, и начинает реветь первый двигатель. Потом второй, третий, четвертый.

Штурман последил по при

борам за оборотами, темпера

турой, переговорил по радио с диспетчером аэропорта, и тот дал команду выруливать.

Выруливаем. Становимся на старте.

Диспетчер предупреждает: «На полосе повнимательнее — есть снежок», сообщает последнюю сводку ленинградской погоды и разрешает взлет.

Самолет мчится по полосе.

— Сто тридцать, — говорит штурман. Это мы мчимся с такой скоростью.

— Сто пятьдесят, —

— говорит штурман.

Двести сорок.

— Отрыв!

Нет, никогда в пассажирском салоне я не знала этого прекрасного момента! Что там увидишь в маленьком иллюминаторе! Что там почувствуешь, жуя конфетку?!

Неощутимые до этого крылья сейчас стали нужными и

Щ0

сильными. Не стучал больше под колесами бетон. Небо заполнило окно. И наша пятиде

сятичетырехтонная громада быстро, легко, плавно вошла в это утреннее ясное небо.

Миша повернулся ко мне и крикнул: «Смотрите, «Аврора»!»— и показал куда-то вниз. А я ахнула: как, в такой ответственный момент он еще «Аврору» замечает, и сама никак не могла увидеть ее — попробуй-ка с воздуха отыскать игрушечную!

А пока я разглядываю похожий на макет город, пока удивляюсь и радуюсь, в кабине происходят перемены. Стажер и командир уже спокойно откинулись на спинки кресел и разговаривают. Вот в чем дело — работает автопилот.

Штурман пишет на пластмассовом листке:

Петрозаводск 9.54

Онега 10.18 Архангельск 10.33 А сейчас? Он смотрит на часы. Говорит: «Кобона». Раскрывает карту. Показывает. Черная точка у голубого пятна. На Ладоге Кобона, у Дороги жизни.

Мы летели 23 февраля, в День Советской Армии. И диспетчеры всех портов, над которыми мы пролетали, обязательно нас поздравляли. Нам было очень приятно. А всех приятнее, наверное, Прокопию Константиновичу, потому что он много лет служил в военной авиации, а в годы войны готовил летчиков на Дальнем Востоке. Ученики Прокопия Константиновича сражались, может быть, и здесь, у Кобоны...

Штурман выбирает путь лайнера. Если хорошо выберет — скорее закончится рейс — меньше израсходуется горючего.

Зная вес самолета, скорость и направление ветра, штурман говорит, сколько взять горючего на борт. Он рассчитывает схемы взлета, снижения, захода на посадку.

Прокопий Константинович делает расчеты быстро и удивительно точно. Мы проходим над городами минута в минуту, как он написал на пластмассовой карте. В бортовом штурманском журнале есть графы «Предваритель

ный расчет полета» и «Выполнение полета». Штурман до полета заполнил первую графу, а после полета — вторую. Мы сверили цифры, и они почти все совпали. Не совпало время: до Архангельска мы долетели на пять минут быстрее. Что это хорошо, я уже знала. А вот много это или мало? Для зимнего времени, оказывается, немало.

Когда потом, уже в Москве, на аэродроме Шереметьево мы обедали, кто-то сказал:

Ну что, Константиныч, с последним рейсом?

Да, этот рейс был для Прокопия Константиновича последним. Старый штурман переходил на другую работу.

3