Костёр 1969-06, страница 7

Каждому радисту в полет даются справочные журналы. Но Анатолий Данилович в них не заглядывает. Он все волны, все частоты помнит и очень быстро находит в эфире нужную станцию. А это очень ценное качество, потому что бывают в авиации моменты, когда быстрота решает дело.

У Леонтьева на груди значок: крылья, а в центре цифра «2». Он — радист второго класса. Очень опытный радист, мастер спорта, не

однократный чемпион Ленинграда; член сборной команды города. Он мог бы хоть сейчас сдать на первый класс. Но в Аэрофлоте полагается к теории иметь большую практику.

— Борт семьдесят пять семьсот двадцатый! Ответьте!

— Я— семьсот двадцатый. Пролетаю Димитров.

Ни один самолет, сколько бы ни летало их в воздухе, никогда не покидает земля.

— Хорошо вам, — говорю я, — просторно. Не то что на железной дороге — светофоры, стрелки. Не то что на шоссе — «не обгоняй», «стоянка запрещена»...

— И у нас так же, — говорит Лесовой. — С ленинградского аэродрома летом каждые две минуты поднимается самолет. Представляете, что было бы в воздухе, если бы каждый экипаж летел, как вздумается? Но у нас не дороги, а эшелоны.

Машины, у которых курс лежит от ста семидесяти девяти градусов до трехсот шестидесяти, имеют, как говорят летчики, нечетные эшелоны.

Все самолеты, которые летят курсом от ноля до ста ■семидесяти девяти градусов, получают четные эшелоны.

Эшелоны не дают машинам столкнуться в воздухе. Если мчится лайнер, например, по эшелону 7200, то встречный пройдет либо на 6600, либо на 7800. На шестьсот метров выше или ниже.

Мы летим на высоте 8400. Такой, значит, дали нам эшелон.

второй пилот

И ИНСТРУКТОР, КОТОРЫМ БЫЛ В ЗТОМ РЕЙСЕ КОМАНДИР КОРАБЛИ

Он совсем непохож на летчика, каким мы его себе представляем: здорового, косая сажень в плечах. Он худощавый, очень легкий в движениях. И я спросила:

А как, Леонид Моисеевич, вы стали летчиком?