Костёр 1972-02, страница 23Молча сидел бригадир Сотник, смотрел по очереди на Сашку и на Ваняту. Казалось, подойдет он сейчас к Ваняте, возьмет за шиворот и встряхнет, как мешок с сахаром. «А ты, Пузырев, чего молчишь? Тебя это тоже касается! Дрейфишь, да?» Ванята ерзал по земле, как на горячей сковородке, на которой чумазые черти жарят в свое удовольствие грешников и разгильдяев. Но Сотник ничего подобного Ваняте не сказал. — Надо решать оргвопрос, — обернулся он к агроному. — У меня есть предложение. Он встал, поправил на комбинезоне ремень и голосом суровым и торжественно-печальным, как на похоронах, сказал: — Предлагаю исключить Трунова из бригады. На всю жизнь! Все притихли, смотрели на Анну Николаевну и на своего сурового друга Ваню Сотника. — Я согласна, — сказала Анна Николаевна. — Только у меня есть поправка — давайте исключим Трунова условно. Если он еще раз... Голосуй, Ваня! За такое решение проголосовали все. Ванята поколебался минуту и тоже поднял руку. Письмо Пробежало пять дней. Прыг-окок, прыг-скок и допрыгали до воскресенья. Каждый день ждал Ванята, что все обнаружится, раскроется и ему намылят шею. Но — пронесло. Теперь каяться не имело смысла. Все равно на поле ничего не исправишь. Ванята сделает выводы, учтет. Лопнуть ка месте, если соврет и забудет эти слова! В воскресенье Ванята первый раз в Козюр-кине пошел на рыбалку. Он сел, нахохлившись, возле старой черной коряги и уставился на поплавок. Рядом с ним Марфенька в коричневом берете. Два дня назад Ванята сообщил ей, что пойдет на речку, и показал заветный крючок. «Если хочешь, можешь идти, — разрешил он. — Посмотришь, как я щук таскать буду». Марфенька не знала, что рыбаки приглашают в компанию для отвода глаз. На самом деле они — заядлые молчуны. Но это не от прихоти и характера рыбаков, а от самой рыбы. Она не любит, когда рядом топают, разговаривают, шмыгают носом. Берег сползал в воду широкой песчаной отмелью. Не затихая, струилась по ней волнистая рябь, смывала лиловые затонувшие листья тальника. Лишь изредка пробежит по дну суетливая тень малька и скроется в глубине. Настоящая рыба упорно не хотела ловиться. Гусиный поплавок с ярким красным кончиком равнодушно покачивался на мелкой стрежневой волне. У Марфеньки удочки не было. Она сидела просто так, мешала Ваняте сосредоточиться. — Брось свою щуку! — ныла она. — Все равно не поймаешь. Брось!.. Ванята сердился. — Отойди, говорю. Слышишь?! — Бро-ось! Ну, бро-ось, — тянула на одной ноте Марфенька. Но тут, в эту самую минуту, поплавок нырнул. Кончик удилища вздрогнул и согнулся. — Тащи-и-и! — закричала Марфенька. — Тащи-и-и! Ванята повел леску чуть-чуть в сторону и на себя, подсек рыбу и взмахнул удилищем. В воздухе, растопырив все свои плавники, затрепыхал огромный полосатый окунь. Марфенька кинулась на добычу, упавшую в траву, дрожащими от радости и нетерпения руками схватила окуня и подняла вверх, как вымпел. За первым окунем пошел второй, третий. Потом на крючок попалась серебряная плотичка и в конце концов — черный и корявый, как веточка ольхи, щуренок. — Пымали! — неслось по берегу. — Пыма-ли! А рыба уже не обращала внимания на эти завывания, цапала все подряд — и червя, и живца, и твердый сплющенный катышек хлеба. — Дай я пымаю! Ну дай! — стонала Марфенька. Хуже всего отдавать снасти в самый разгар дела. Но Ванята все же уступил удочку. Насадил на крючок свежего червя, поплевал на него и сказал: — Дальше кидай. На середку! Поплавок послушно стал на попа, качнулся раз, другой и замер в ожиданье. Чувствовала рыба, что удочку держит неумелая рука, или это просто оказалось делом случая, но клев моментально прекратился. Откуда-то с лугов прилетела дымчато-синяя, будто из сказки, стрекоза. Покружила над быстриной, высмотрела, пучеглазая, поплавок и села на красную трепетную верхушку. Марфенька дернула леску. Стрекоза неохотно взмыла вверх, полетала там для отвода глаз и вновь уселась на поплавок. Села и — ни с места. Хоть кричи на нее, хоть стучи ногами, хоть запусти в нее комком грязи. Рыбачить явно не имело смысла. Ванята полез в воду за куканом с рыбой. Но вдруг за 0
|