Костёр 1975-05, страница 43

Костёр 1975-05, страница 43

Доктор Волков годился им во внуки, но старики послушно выполняли его требования.

Каждый день доктор осматривал стариков, давал лекарства, отправлял их на улицу для разминки. Завод адски обстреливался вражеской артиллерией, и минут, годных для разминки на свежем воздухе, было немного.

Однажды, пробираясь за чистой водой к заливу, доктор Волков наткнулся на раненого. Это был Жаворонков — лучший токарь завода. Он шел к «санаторию», попал под артобстрел, и осколок угодил ему в ногу.

Волков дотащил Жаворонкова до подвала, хотя сам уже не раз терял сознание от голода.

Жаворонкову надо было делать срочную операцию.

Но как ее сделаешь, если у самого одна рука словно мертвая.

Уже была выполнена половина задания.

И снова исчез ток, снова остановились станки.

Раненый Жаворонков лежал в самом теплом углу на топчане и часто впадал в забытье.

Если бы у Волкова работали обе руки, на эту операцию ушло бы минут сорок. Но одной рукой даже не заточишь карандаша — какая уж тут хирургия!

Или операция — и тогда Жаворонков уже через неделю будет ходить.

Или — гангрена и смерть.

Это доктор знал точно.

И тогда он решился...

На этом обрывался дневник доктора Волкова.

Он обрывался на полуфразе. И Олег не знал, что произощло там, после этой фразы, в темном подвале, где лежали ослабевшие от голода старые рабочие, где в самом теплом углу около печки бредил раненый Жаворонков, где метался, мучаясь от собственного бессилия, доктор Волков.

Было ли выполнено фронтовое задание?

Что стало с Жаворонковым?

Почему оборвал свой дневник доктор Волков?

Эти вопросы теперь мучали Олега и днем и ночью.

СЫН ЭНЕРГЕТИКА

Опять всю ночь лил, не переставая, дождь. Такой уж мокрый июль в этом году. У проходной не лужа, а море целое и все стекла забрызганы машинами.

— Что в машине? — спросила пожилая охранница у шофера.

— Совершенно пустой! Загружаться приехал.

«ЗИЛ» покатил но заводскому двору мимо

юрких электрокаров, мимо грузового трамвая, на который подавали груз разлапистые автокраны.

Вытащив ключ от зажигания, шофер повернулся, громко присвистнул.

— Пока я считаю до трех... А ну!

В кузове сидел на корточках какой-то пацан лет двенадцати. Докатался! Заехал на завод, пусть сам выбирается, как хочет!

Шофер выскочил из кабины и, подбежав к заднему борту, замахал руками.

— Можно мне здесь посидеть? Пока вы обедаете, — спросил парнишка простуженным голосом.

— Думаешь, назад повезу? Бр-ррысь!

Парнишка поднялся вздохнув. Был он худенький, взъерошенный, в промокшей спортивной курточке, на ногах кеды.

Дождь льет и льет, Олег совсем промок, но так еще и не придумал, что делать дальше. Всегда с ним так случается: думал, мне бы только на завод попасть. Ну вот, попал, а дальше что? Куда теперь?

— Эй, сынок!

Дорогу загородили две женщины в комбинезонах.

— Ты что мокнешь? Как сюда попал?

Ну вот и все!

— Клавка! — неожиданно сказала одна из женщин. — Да ты не узнаешь, что ли? Ну, посмотри, чей это сын!

Вот новость. Его тут знают, оказывается!

— Да ты только посмотри, ему за отца деньги можно выдавать без всякой доверенности! Вот похож, так похож! Верно, Клавочка?

Пожилая Клавочка спросила басом:

— Да на кого? На Комякина, что ли? На энергетика?

— Да конечно! Ну! Беги к нему скорей, не мокни. Во-он в тот корпус, а там спросишь, куда идти.

— Да что он, дороги к отцу не знает, — сказала Клавочка, — не в первый же раз... Только сперва пусть зайдет в прокатку, обсохнет.

— А где прокатка? — рырвалось у Олега само собой, потому что он на память помнил строки из дневника доктора Волкова: «...Прокатка — огненное сердце завода — погасла. На месте печей — руины, крыша сгорела. Без нее завод мертв...»

— А это что перед тобой? — показала Клавочка на закопченное здание, из дверей которого, отчаянно звеня, выкатывался грузовой трамвай.

Олег подождал, пока трамвай пройдет, и юркнул в автоматически закрывающиеся двери прокатки.

Пламя гудело и летало в огромных печах Большими белыми языками высовывалось сквозь отверстия в заслонках, дышало шумно, с подвыванием.

Боясь, как бы его не заметили и не прогнали прочь, Олег держался поближе к дверям. Но когда коренастый прокатчик в войлочнойшля-

19