Костёр 1976-05, страница 17шлось, поскольку оказалась она не заброшенной. Напротив: большой шум стоял над баней. А банная крыша висела отдельно на стропах автокрана. Она покачивалась в воздухе, а пожилой крановщик сидел на подножке и задумчиво смотрел, как с крыши сыплется труха. Внутри бани что-то происходило. Слышались крики, удары топоров, стены бани пошатывались, из раскрытой низенькой двери выпрыгивали испуганно лягушки. На белом валуне перед баней сидел тот самый молодой геолог с бородкой, что простукивал молотком скалу, он наяривал на гитаре. «Моя Марусенька, тебя люблю! Моей Марусеньке дров нарублю...» — Виват! Пополнение! — закричал бородатый геолог. И ударил торжественным аккордом. — Саня, приблизься! Поскольку мы с тобой интеллигенция и ремеслами не владеем, наш удел — музыкой и песнями подогревать трудовой порыв масс. Крановщик задумчиво созерцал висящую крышу. — Гляди-кось, ребята, — сказал он вроде бы даже с обидой. — Уж сколько висит и не разваливается. Ничего не понимаю. — Все будет о'кей! — бодро закричал геолог. — Зачем ей разваливаться?! А развалится, еще лучше — новую сделаете. — Тоже верно, — задумчиво сказал крановщик. — Может, тогда пообедаем? — Вот это мужской разговор! — одобрил геолог и крикнул в сторону бани: — Кидай топоры, обед! Грохот в бане смолк, и Саня увидел старых знакомцев: скалолаза Кабалкина, Владимира Александровича Смирнова и всю бригаду, что работала на скале в котловане. — Ну как? — спросил Кабалкин. — Плохо. — Нашел еще одного Володю Смирнова. Хороший парень, но все же не брат... — Будем думать, — сказал Кабалкин. — Придется идти к Ершову. У него ленинградцев много, — сказал Владимир Александрович. — Это кто? — Великий человек. Начальник геологической экспедиции. Он пришел сюда, когда здесь гуляли медведи. Геолог сбросил с себя и раскинул вместо скатерти зеленую брезентовую куртку. И острым топором стал корежить банки с говяжьей тушенкой. А Саня и Кабалкин забрались на баржу, что стояла у причала. В пустых железных трюмах гулко прозвучали их шаги. Енисей с плеском обтекал баржу. Вода была ярко-желтой, пронизанной до глубины солнцем. По случаю воскресенья, вихляясь против течения,зудели моторами праздничные катера. Хребет за рекой поднимался до самого неба. Он был так огромен, что Енисей по сравнению с ним казался желтым ручейком. Саня задрал голову, чтобы увидеть вершину, и ему показалось, что хребет кренится, кренится и сейчас с грохотом рухнет на Енисей, на Хакасские степи и, конечно, на них с Кабалкиным. — Даже голова закружилась, — сказал он Кабалкину. — У меня закружилась с первого дня, — признался скалолаз. — Ты знаешь, Саня, что я решил? Остаться в Саянах. Ты только посмотри вокруг — разве можно отсюда уехать?! Саня сурово нахмурился. — Извини, Валерий, но это легкомысленно. Как это так — с бухты-барахты... Природа, видите ли, понравилась!.. — Тут Саня уловил в своем голосе сварливые интонации соседки Ирины Викторовны и угрюмо засопел носом. — Это, конечно, так, — сконфуженно сказал Кабалкин,—только зачем себе делать плохо? Надо делать себе хорошо. — Это детали, — строго сказал Саня. — Надо выбрать себе цель и идти к ней непреклонно. Не обращая внимания на природу. — Саня, задрав голову, посмотрел в глаза Кабалкину. — Теперь скажи мне честно, какая у тебя цель? Исходя из этого мы и решим, как тебе поступать. — Я уже и телеграммы послал, — признался Кабалкин, — чтобы контейнеры с вещами заворачивали сюда. Вот видишь, и баня... Пока квартиры нет, ребята из моей бригады решили соорудить для меня дом. Из бани. — Стоп! — строго сказал Саня. — Какая такая бригада? Они же бетонщики! А ты — скалолаз, барс снежных вершин... Кабалкин замялся, его русый чуб беспомощно свисал на бровь. — Видишь ли, Саня, я не знаю, насколько хороши здешние скалолазы. Вдруг они по скале ходят лучше меня — я же со стыда умру, я не вынесу такого позора... Покажу сперва, на что я способен и на бетоне, а уж потом... Если пригласят на скалы, пойду с удовольствием. Но просить, Саня, не могу, стыдно... — Эх! — только и сказал Саня. Ну как этой горе мускулов втолковать, что жизнь нужно брать за шиворот? — А цель... — уййвллся Кабалкин. — Какая может быть цель?.. Работать я люблю... Природа роскошная. Куплю ружье, катер... Рыбалка тут, скажу я тебе... — Он даже зажмурился от удовольствия. — Цветы... Смотри, Саня: горы, как в пламени, в багульнике. Скоро жарки зацветут — ярко-желтое половодье. А горная лилия?! Четыре узких желтых лепестка... А запах, Саня, запах!.. — Ну, Валера!.. Это несерьезно. — Почему же, Саня? — простонал Кабалкин, мучаясь оттого, что друг его не понимает. И присел на корточки, чтобы видеть зеленые Санины глаза. — Жить каждый день с удовольствием — разве это не цель? Построить крупнейшую в мире ГЭС — разве это не цель? Что еще, Саня? И снова встал перед глазами гранитный памятник на берегу великой русской реки. Но мог ли Саня сказать: вот, мол, Валера, цель?! Конечно же, нет. Не мог. 15 |