Костёр 1976-05, страница 37Я размахнулся и что было мочи ударил по карасу. Раздался оглушительный треск... и глиняный кувшин раскололся на несколько кусков. Минуту мы стояли, с испугом уставившись на осколки караса. — Вай! Что мы наделали! — ужаснулся Грантик, обеими руками закрыв рот. — Ну, теперь попадет вам от вашей бабушки, — сказал Петрос, качая головой и закусив нижнюю губу. Тут Петроса позвала из-за ограды тетя Ануш, его мамаша, и он ушел. Я тоже не на шутку струсил. Но не показывать же этим мальцам, что и у меня от страха поджилки трясутся! — Да ладно. Будет тебе хныкать, — сказал я, сунув руки в карманы. — Больше тебя не пустят сюда играть со мной, — ныл братишка. В то лето я жил у бабушки Мец-Майрик, а брат — у другой, нани, но мы и дня не могли прожить друг без друга. — Геворг, — вдруг оживился Грантик, — давай скажем нани, что карас сломал Петрос, а? Не побьет же она его. Нажалуется его матери, покричит-покричит и успокоится. И потом разве не он все время подначивал: сильнее да сильнее... — Да, если бы не он...—задумчиво начал я. Тут скрипнула калитка и во двор вошла нани. — Вы что это притихли? — она подозрительно посмотрела на нас с братом. — Небось напроказили? — и, оглядев двор, заметила осколки караса. — Мой карас! — завопила нани, схватив себя за голову. — Мой карас! Который я получила в приданое от отца! Вай, чтобы вас змеи покусали! Где моя большая палка?! Сейчас я вас обоих так поколочу, что не забудете до конца дней своих! — Вай, нани, не бей нас! Не бей, — и Грантик поднял обе руки, прикрывая ими голову. Увидев занесенную палку, я вдруг крикнул: — Нани! Это не мы — Петрос разбил карас! Сам не знаю, как это вырвалось у меня, честное слово. Как будто не я, а кто-то другой крикнул. — Говоришь, этот негодник Петрос разбил?.. Нани на секунду застыла на месте и ринулась с поднятой палкой в соседний двор. Нам было видно все, что делалось во дворе у Петроса. Я и Грантик стояли, не двигаясь, словно приросли к земле. — Ахчи, Ануш, выйди-ка во двор! — закричала нани. — Что такое, тетушка Сона? — вышла мамаша Петроса, руки у нее были в тесте. — Твой негодный сын разбил мой карас! Мое приданое! — Я?! — вытаращил глаза изумленный Петрос. — Вы посмотрите на него: у него еще хватает нахальства отказываться! — кричала нани. — В чем теперь солить мне овощи, а? Вай, господи, в чем я провинилась перед тобой, за что' послал мне таких соседей! — Я не разбивал! Не разбивал я! — трясущимися губами проговорил Петрос, прячась за спину своей мамаши. Мне вдруг стало ужасно не по себе. Скверно, противно... Я посмотрел на Грантика. Он отвел взгляд. — Что же ты стоишь, Ануш? Почему не разбиваешь палку о спину своего негодника? — не унималась нани. Видно было, что тете Ануш не хотелось наказывать сына. Он у нее был единственный. — Я поговорю с ним, тетушка Сона, — виновато сказала она. — Не говорить с ним надо, а бить! Как в старое доброе время. Тетя Ануш, нехотя повернувшись к Петросу, замахнулась на сына: — Ты почему это... Я рванулся в соседний двор: — Не бейте его, тетя Ануш! Я разбил карас. В первую секунду нани и тетя Ануш удивленно уставились на меня. Но в следующую... в глазах нани я прочел нечто такое, отчего бросился бежать. За мной с палкой в руке — бабушка: — Вай, чтобы тебя лягнул ишак! Я тебе сейчас покажу, как обманывать! Я тебе!.. Слов нет, нани самая боевая, самая резвая бабушка на селе, но все равно — куда ей до меня. Понимаете, я — за дом, а она еще только перед верандой. Я уже перед верандой, а ее крики раздаются еще только за домом. Раз сто обежав дом, она, тяжело дыша, наконец остановилась. Мелкие капельки пота стекали у нее из-под серебряных монет, украшавших лоб. Мне даже жалко ее стало. Я остановился, но на безопасном расстоянии. — Геворг... — с трудом переводя дух, сказала нани. — Геворг... Теперь можно было начать мирные переговоры. — Ты разбил мой карас? — Я. — Ты обманул меня, сказав, что карас разбил Петрос? — Да... — Тогда почему не даешь пару раз , стукнуть тебя так, чтобы сердце успокоилось, а? И тут, после этих слов, сказанных чуть-чуть просительным тоном, хотите верьте, хотите нет — я подошел к ней, наклонился, упершись руками в колени, и подставил спину. — Это за разбитый карас... — сказала она, с размаху опустив палку чуть пониже моей спины. — А это... зд то, что переложил свою вину на Петроса... Я орал как резаный, хотя боль была терпимой. Во-первых, я хотел показать нани, что не зря все-таки она сто раз обежала дом, пытаясь поймать меня, а главное — чтобы на соседнем .дворе услышали мои крики Петрос и его мамаша. |