Костёр 1976-08, страница 48

ЧАСЫ-НЕВИДИМКИ

Когда обыкновенного зяблика после соответствующего обучения посадили в помещение «без окон и дверей», где одна из жердочек была выключателем электрического солнца, произошло чудо.

Зяблик точно включал и выключал световой день. И даже удлинял или укорачивал его в зависимости от стоящего на улице времени года.

Режим дня, который сам себе устраивал зяблик, оказался, по мнению ученых, наиболее удачным не только для птиц, но и для человека, живущего в необычных условиях, например, для полярника на дрейфующей станции.

Проведенный опыт подтвердил догадку ученых, что в каждом живом организме работают биологические часы, и помог составить для полярников научно обоснованный режим дня.

ГОЛУБИ-КОНТРОЛЕРЫ

На одном из московских заводов прямо в цехе устроили голубятню. А ее обитателей, всех до единого, зачислили в отдел технического контроля. Дело в том, что биологи, зная зоркость голубиного глаза, поручили птицам... сортировать шарики для подшипников.

После пройденного курса обучения клетку с голубями поставили на конвейер. Глянув на проплывающую мимо добротную продукцию, голубь клевал пластинку, которая включала сигнал «Все в порядке!». Если же на конвейере появлялись детали с трещинками, даже не различимыми человеческим глазом, птица включала сигнал «Стоп!».

— Прошел день-другой, — вспоминают авторы этого нововведения, — как вдруг наши подопечные закапризничали и стали браковать все подряд, без разбора. Причина оказалась неожиданной: птицам не понравились следы пальцев на зеркальной поверхности шариков. Пришлось изделия предварительно чистить.

МУЗЫКА ДЛЯ ХОХЛАТОК

То, что птицы любят бодрые, веселые мелодии, биологи давно замечали. Но как это использовать на практике?

На Минской птицефабрике решили проигрывать курам-несушкам специально подобранные концерты. Результаты превзошли все ожидания. Птицы стали быстро прибавлять в весе, и главное — чаще несли яйца.

В. ЧЕТКАРЕВ

Рассказы и стихи твоих ровеснинов

ОДНАЖДЫ ЛЕТОМ

РАССКАЗ

Летом мы с Борькой отдыхали на таежной реке Тайдон у моего деда Ефима. Кругом тайга, горы. Всего вволю. Рыбачили, конечно, в лес ходили. Катались по реке на лодке. Впрочем, наше суденышко лодкой называл только я. Борька называл его шлюпкой, а меня сухопутным моряком. Я не обижался. Он столько книг о море прочитал, так здорово разбирался в парусной оснастке, что спорить с ним было бесполезно. И я не спорил.

Борька все время что-нибудь придумывал. С ним мне никогда не было скучно. Не беда, что наши планы не всегда осуществлялись. Зато было весело.

Однажды Борька предложил дедовскую старую лодку переоборудовать в парусник и отправиться в плавание.

Мы сразу же принялись за постройку. Незачем описывать все наши мучения. Скажу только, что все у нас выходило как-то не так. То я кричал на Борьку, то он на меня. Мачта, установленная по всем правилам, падала в самую неподходящую минуту, а именно: когда под ней оказывался я или Борька. Поставив мачты, мы не знали, как прикрепить к ним реи. Так мы мучились целых два дня. На третий день наши мучения кончились. Судно было готово. Оно имело парусное вооружение бригантины. После долгих споров мы назвали ее «Испаньолой» (из «Острова сокровищ» Стивенсона) .

На себя Борька возложил обязанности капитана, рулевого, штурмана и артиллериста (хотя пушки у нас не было). Мне остались должности кока, лекаря и матроса. Но я не протестовал.

— Отдать концы!

Концов не было. Я оттолкнулся шестом, и мы пошли по заливчику в сторону главного русла. Ветер был отличный, но паруса мы не поднимали. Борька записал в судовом журнале:

Рисунок Ю. Клыкова