Костёр 1977-04, страница 35

На остановке ждали автобуса несколько пожилых женщин с мешками, сетками, зелеными ведрами.

Шурка отвел Ивана в сторону и шепотом предупредил:

— Про лодку — ни слова. Не исключена слежка.

— Кто следит? — изумился Иван. — Что ты выдумываешь?

— А я тебе говорю, могут следить, — настаивал Шурка. — Если кто спросит, куда едем, имей в виду — к родственникам. К тете Вале и дяде Сереже. Понял?

Поехали. Маленький автобус тарахтел и подпрыгивал, как телега. Скоро исчезли огни города, дорога потянулась через поля и окрестные рощицы, только изредка показывались маленькие деревушки, похожие на стайки светлячков.

Шурка представлял, что они разведчики и едут на ответственное задание. Нужно ликвидировать охрану. Резкий взмах, и нож, брошенный Шуркиной рукой, вонзается часовому в спину. Задание выполнено блестяще. Шурку и Ивана награждают...

Представляя подробности будущей «операции», Шурка крепко сжимал в кармане рукоятку детского пистолета, он захватил его на всякий случай и скрывал от Ивана.

Автобус остановился.

— Кажется, приехали, — сказал Шурка сухим, скрипучим голосом. Во рту у него словно провели наждачной бумагой — пересохло.

Они вышли из автобуса и поплелись в конец села, к реке. Совсем стемнело. Днем было тепло, снег таял на глазах, а сейчас резко и неожиданно похолодало, лужицы затянуло тонким ледком, и он лопался под ногами.

Улица убегала вниз. Уютно светились окна, где-то брехала собака, ветерок разносил съестные запахи.

Метров через двести друзья остановились. Услышали, как затарахтел мотор, зафыркал, лязгая железяками, и звук этот постепенно делался все тише и тише, пока совсем не растаял. Автобус укатил в город. Последний. Вокруг чужое село, холод, а впереди — ночь.

На берегу — ни души. Тихо плещется черная вода. Стало еще холоднее, пошел мелкий снег, тонко засвистел ветер, закрутил белую крупу, швыряя в лицо.

Лодок и в самом деле видимо-невидимо. Солидные баркасы, перевернутые вверх дном, шлюпки, плоскодонки. Лодки деревянные, металлические, пластиковые. Узкие, как щучки, челноки — суденышки легкомысленные и неустойчивые. Метрах в тридцати от берега светился внимательный глаз сторожки. Избушка на курьих ногах.

— Лодки привязаны, — объявил Шурка.— Будем искать непривязанную. Только тихо. И на сторожку поглядывай.

— А ты говорил, сторожа ночью спят, — прошипел Иван. — Не будет он спать, я тебе точно говорю.

Осторожно, на корточках, переползали от одной лодки к другой, но все они были намертво прикованы толстыми цепями.

— Ложись! — вдруг испуганно сказал Шурка. — Кажется, сторож.

Они упали и вдавились животами в снег.

Иван слышал, как глухо бухает у него сердце, колотится о ребра, со страху хочет выскочить.

«Поймают!» — с ужасом думал он. Ему впервые стало по-настоящему страшно. Он представил себе, как их ведут под конвоем в милицию, как в школе потом будут дразниться и кричать: «Иван вор! Иван вор!» Отец скажет: «Мой сын — негодяй». Мать будет плакать и говорить: «Как его воспитывать? Разве я для него не стараюсь, не работаю день и ночь, а он что вытворяет? Он меня в могилу загонит!»

Однако Шурка, видимо, ошибся — сторожа не было.

Ветер уже не посвистывал тихонько, а выл, как затравленный волк. Он буйно гулял по улицам, злобно стучал в окна и двери, но его не пускали, и он летел дальше, гнул деревья, ухал в печках, как домовой, на мгновение затихал, притаившись, и с новой силой обрушивался на село.

Валил снег. Все стало мертвенно-белым, и эта белизна, и этот ветер нагнали такого страху на приятелей, что им сразу же расхотелось путешествовать. Они ползали по берегу и окоченевшими руками дергали цепи, проверяя, привязана лодка или нет?

У Шурки в голове крутилась одна-един-ственная мысль: «Лишь бы не найти, лишь бы не найти...».

Он даже боялся подумать, что будет, если они найдут лодку. Плыть? По этой черной холодной воде много километров? А вдруг лодка перевернется? Никто не услышит, кричи не кричи.

И Шурке так стало жалко себя, что если бы не друг, лег бы сейчас в снег и завыл от тоски. Он знал — если они найдут лодку, придется плыть. Отказаться — значит раз и навсегда опозориться перед Иваном. Скажет— трус.

Они уже потеряли счет времени. С трудом передвигали задубевшие ноги и непрерывно дышали в ладони — пытались согреться.

Оставалась последняя лодка. Шурка дернул цепь, и она спокойно подалась, выползла из-под снега, извиваясь, как гадюка. Шурка покосился на Ивана — заметил или нет? Если не заметил, можно сказать, что лодка привязана — и делу конец. Но Иван увидел.

— Отвязана, — обреченно выдавил Шурка.

Они сели у этой злополучной лодки, прижались друг к другу и замолчали. Никто нё решался заговорить первым. Шурка мог сказать только одно: «Ну что, поплыли?» Он знал — Иван ждет этих слов, но никакая сила не могла бы сейчас заставить Шурку открыть рот.

31