Костёр 1977-08, страница 7

Но девушки из киностудии уЖе не было — она исчезла так же неожиданно, как появилась. Только бумажка с адресом подтверждала реальность ее существования.

Вечером отец обнаружил записку. Она лежала в кухне на столе. Инга вынула ее из кармана, когда вернулась из школы.

— Что это за бумажка? — спросил папа.

— Бумажка? Это мне на улице дали... чтобы сниматься в кино.

Папа внимательно посмотрел на нее, словно желая обнаружить в дочери какие-то перемены, и пошел в ванную, стирать. Там на веревке висели детские чулки, лифчики, трусики. А в тазу поднималась мыльная пена — целое гнездо мыльных пузырей!

Неожиданно папа вышел из ванной, на ходу вытирая руки о фартук.

— Слушай, а это, должно быть, интересно, сниматься в кино? — сказал он дочери.

— Не знаю, — отозвалась Инга.

Ингу удивило, что обычно молчаливый, тихий папа вдруг оживился и голос его зазвучал иначе:

— Вот и узнаешь! Там интересные люди. Артисты!

Он положил дочке руку на плечо и заглянул ей в глаза:

— Может быть, у тебя откроется талант?

— Она сказала, что я «типаж». Это хорошо быть «типажом»? — спросила Инга.

— Конечно, хорошо, — не задумываясь, ответил папа, — иначе бы тебе не дали этого.— И он победоносно потряс над головой бумажкой с адресом. — Когда надо явиться на студию?

Странное чувство овладело Ингой, когда она, сжимая в руке бумажку с адресом, шла с папой на киностудию. Порой ей казалось, что едва она переступит порог этой таинственной студии, как увидит маму. Она представляла себе, как мама воскликнет: «Инга, доченька!» И как она, Инга, прижмется лбом к теплому плечу матери. Все будет как прежде. Инга слышала голос мамы и чувствовала тепло ее плеча. И ускорила шаги. Вдруг мама ждет?

Посыпал снег. Сухой, редкий, похожий на легкие перышки. Инга не заметила, как ее шапка и плечи стали белыми от холодных перьев снега. И как изменился город от этого случайного, преждевременного снега.

Папа шел рядом молча. Несколько раз он спрашивал прохожих, как пройти на студию. Они с Ингой словно очутились в незнакомом городе. На незнакомых улицах со странными названиями.

— Вы не знаете, где здесь... киностудия?

— Киностудия? — переспросил парень в спортивной куртке на «молнии», он шел,

шаркая кедами по мостовой. —Хочешь стать артисткой?

— Нет, — ответила Инга.

— Зачем же тебе киностудия? У тебя мать там работает?

Девочка ничего не ответила, только исподлобья посмотрела на парня и наморщила лоб, словно он сделал ей больно.

— Третья улица направо, — сказал парень.— Я знаю. Снимался. Три рубля в день.

И он зашаркал кедами, оставляя на занесенной мостовой длинные лыжные следы.

Инге расхотелось идти на студию, где платят три рубля в день. Она почувствовала холодное отчуждение. Наверное, там все ненастоящее— и дома, и леса, и дворцы. И артисты — не настоящие герои, а только изображают настоящих. И мамы там не будет. Надо разорвать на мелкие части бумажку с адресом. Но рядом был папа, и какая-то непонятная сила влекла ее вперед и не давала разорвать бумажку. Это была надежда. Маленький слабый огонек, который если загорится в человеке, то уже погасить его не под силу даже урагану.

«У тебя мать там работает?»

«Нет! Нет! Нет! Моя мама —врач „скорой помощи"! Она мчится на. помощь людям. Когда им плохо. Когда они нуждаются в помощи. У нее белый халат и чемоданчик, пахнущий лекарствами. И я никакая не артистка. И никогда не буду артисткой. Я буду как мама. Только бы скорее вырасти и только бы ее халат стал мне впору. Он висит в шкафу и ждет, когда я вырасту».

Неожиданно перед ними встало большое серое здание — киностудия.

В просторном вестибюле было много детей с мамами и бабушками. Папа и Инга в нерешительности остановились посредине, не зная, что делать дальше.

— Вы на пробу? — спросила их маленькая бабушка, рядом с которой сидела рослая полная девочка. — Надо здесь ждать. Садитесь.

— Хорошо, — пробормотал папа, но как раз в этот момент появилась Вика.

— Наконец-то! Здравствуй! Ты с отцом? Здравствуйте! — Вика протянула руку отцу. Виктория Сергеевна.

— Василий Прокофьевич, — сказал папа, своей большой рукой осторожно пожимая маленькую руку Вики. — Вот мы...

— Идемте скорее, а то Карелин ждет и ругается.

— Идемте, идемте, — согласился папа.

И все трое решительно зашагали к лестнице. А сидевшие в вестибюле враждебно смотрели им вслед.

— Счастливая, — вздохнула крупная девочка.

— Почему без очереди? — послышался чей-то недовольный голос.

— Наверное, есть связи... знакомый режиссер,— отозвалась женщина с копной желтых крашеных волос.