Костёр 1980-04, страница 11

— Эх, поторопились... Не связали, как следует... Вот досада какая...

А часовой уже высвободил руки и вцепился Сильвину в арестантскую куртку.

Слева в темноте двигалось небольшое пятно света. Кто-то с фонарем шел вдоль стены...

Как быть?

Звать на помощь? Заново связать часового?.. Лучше один, чем трое. Лучше пусть один... Но один — это ведь он сам.

— Бегите, — приглушенно крикнул Михаил тем двоим у стены.

И изо всех сил прижал бьющегося под ним часового к земле...

ДЕПАРТАМЕНТУ ПОЛИЦИИ — КИЕВСКОЕ ЖАНДАРМСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ:

Сегодня, 18 августа 1902 года, в четверть девятого, вечером, из киевской тюрьмы... бежало одиннадцать политических арестантов посредством веревочной лестницы, перекинутой через стену. Часовой был накрыт одеялом и прижат к земле. Розыск производится.

Генерал Новицкий

...Прошло почти два года.

К перрону женевского вокзала мягко подошел экспресс из Германии.

Под сводами вокзала играл военный оркестр. Встречали какого-то генерала. Вокруг столпились любопытные. Среди них, стараясь не выделяться, неторопливо пробирался к выходу высокий, крепкого сложения человек с небольшим дорожным чемоданчиком.

Это был наш знакомый Михаил Александрович Сильвин. Бродяга. Он сбежал из сибирской ссылки и приехал сюда к Ленину.

И ДЕНЬ НАСТАЛ

В этот июльский день 1903 года Николай Эрне-стович Бауман проснулся значительно раньше обычного.

Он всегда вставал рано. Но тут проснулся, когда на часах не было пяти. И больше не мог заснуть. Это, наверное, потому, что день сегодня особенный.

Бауман встал, оделся. Походил по комнате. Распахнул окно. Над куполами старинных соборов, над крышами домов — над столицей Бельгии городом Брюсселем вставало солнце.

Было тихо. Улицы пустынны. Только весело • пели птицы в густой листве огромных каштанов.

Гостиница «Золотой петух», в которой жил Бауман, еще спала мирным сном. Николай Эрне-стович улыбнулся: там, в соседних комнатах, спали его товарищи, искровцы. Те, кого прислали сюда, в Брюссель, в эти дни российские комитеты. Сколько знакомых он встретил! Ему особенно запомнилась одна встреча. Правда, она произошла чуть раньше и не здесь, в Брюсселе, а в Женеве...

...Он тогда возвращался от «Ильичей» — так друзья называли Владимира Ильича и Надежду Константиновну.

Шел он серьезный, задумчивый. Разговор у него с Владимиром Ильичем был очень и очень важным.

Шел не спеша. Прохожих в этот предвечерний час было мало. Хозяева закрывали свои магазины.

Вдруг Бауману показалось, что какой-то человек идет за ним следом.

«Шпик?! — удивился Николай Эрнестович. — Неужели опять?»

С тех пор, как он сбежал из Лукьяновской тюрьмы и добрался до Женевы, слежки за собой не замечал.

Бауман перешел на другую сторону улицы и, глядя в витрины, как в зеркала, убедился, что человек тоже изменил маршрут.

«Ну, нет, шалишь, братец, — с усмешкой подумал Бауман. — Я от волка ушел, от лисы ушел, от тебя, шпик, кто бы ты ни был, непременно уйду».

И прибавил шагу. Завернул за один угол. За другой. Оглянулся. Человека сзади не было видно.

В это время Бауман проходил мимо небольшого ресторанчика. Дверь его была приоткрыта. Николай Эрнестович увидел мягкий стул и шитую золотом фуражку швейцара на нем.

Не раздумывая, он шагнул в дверь. Сел на стул швейцара и надел на голову его фуражку. Когда-то Владимир Ильич рассказывал ему, что так же, в фуражке швейцара, ускользнул от шпиков.

. Сидя в кресле, Бауман краем глаза видел, как преследовавший его человек прошел мимо.

Сняв фуражку и освободив место, Николай Эрнестович немного постоял, давая преследователю удалиться, и снова вышел на,улицу.

И — буквально столкнулся с ним.

— Вы? — ахнул Бауман. — Ногин!.. Яблочков...

— Я! — развел руками преследователь.

— Так почему же вы сразу не объявились, а выслеживали меня как заправский филер?

— Да ведь я, Николай Эрнестович, не был уверен, что это вы.

— А теперь уверены? — засмеявшись, спросил Бауман.

9