Костёр 1981-11, страница 34

Костёр 1981-11, страница 34

Е. МАТВЕЕВА

ОТКРОВЕННЫЙ РАЗГОВОР

ПОСЛЕДНИЙ УРОК

Рисунок А. Януса

Была весна. Нежная листва парила вокруг деревьев. Трепещущий теплый воздух гладил по щекам. Иногда проливались светлые дожди. Все было хорошо, прекрасно — впереди целая жизнь. И это радостное чувство, казалось, ничто не могло смутить и нарушить, даже надвигающиеся экзамены в институт.

Я кончила школу и осталась работать в кабинете химии, лаборанткой. В институт не поступила.

Однажды после уроков директор попросила меня отвезти Нине Петровне какую-то бумагу. И пришлось тащиться в новый район: долго ехать на метро, автобусе, идти пешком.

Нина Петровна — моя учительница. Она давно не работала, ей сделали две операции на сердце. После института Нина Петровна пришла в школу, и ей дали наш третий класс. Скучная она была какая-то, голос тихий, монотонный. Так и помню ее: класс галдит, а она стоит у доски с опущенными руками и ждет, а глаза печальные и укоризненные, будто просят: «Ну пожалуйста, успокойтесь, не шумите, я не могу вас перекричать». И стыдно почему-то было, затихали.

Теперь, плутая среди скучных новостроек, я рассуждала так: когда я закончу педагогический, я не буду такой, как Нина Петровна. Уж я никогда не стану стоять у доски с опущенными руками и умоляющими глазами. Есть один секрет: нужно ребят любить, тогда и они будут тебя любить. А если учитель равнодушный, ни рыба ни мясо — пиши пропало...

Такие размышления поднимали меня в собственных глазах. Я не шла, а летела через ка-кие-то рытвины, незастроенный заросший пустырь. Подъезд и дом были невыразительными. Без своего лица.

Дверь открыла старушка. Хорошо бы отдать ей конверт и бежать. Но я уже шла за ней в комнату, предчувствуя напряженные улыбки и томительные разговоры — ни о чем.

Комната была по-больничному чистая и просторная. Я не ожидала увидеть Нину Петровну в постели на высоких подушках. Лицо у нее было маленькое, и сама она была какая-то маленькая.

А может, она и раньше была такой, просто нам, третьеклассникам, казалась тогда больше

и выше?

Нина Петровна так обрадовалась мне, что в первый момент я даже растерялась. Села на стул рядом с кроватью, а она все спрашивала слабым девчоночьим голосом обо мне, о моих одноклассниках, о школе.

— Недавно переехали, — Нина Петровна показала на комнату. — Здесь очень хорошо. Даже не верится, что так бывает. По утрам вся комната залита солнцем. А ты посмотри, какое чудо за окном!

Я подошла к окну и увидела незастроенное пространство, настоящий луг, заросший густой глянцевой травой с маленькими яркими солнышками одуванчиков. Чистая, по-весеннему промытая картина светилась в раме окна.

А ведь это пустырь, через который я только что прошла, не заметив ни блеска травы, ни свечения одуванчиков.

Неслышно появилась старушка, и Нина Петровна сказала:

— Мама, ты знаешь, кто это? Это же Наташа Лисицына!

— И вправду, Наташа, — обрадованно согласилась старушка. Но она никогда меня не видела и знать не знала.

— Вторая в первом ряду, маленькие косички на висках, — сказала старушка, открыла ящик письменного стола и достала фотографию нашего третьего класса.

— На зайчонка похожа, — добавила Нина Петровна.

— Всегда были пятерки по русскому языку. Арифметика не очень шла. А почерк аккуратный, буквы кругленькие, — продолжала старушка.

30