Костёр 1982-08, страница 45

В. ГЛЕБОВ Рисунок В. Лебедева

Как-то в одной из школ, интернате, довелось видеть: после отбоя мальчишки в спальне затеяли бой. В качестве боеприпасов у них был... хлеб.

И вдруг вскочил с крайней кровати мальчишка:

— Да вы что, ребята! Ведь это — хлеб!

...Мама торопливыми пальцами разворачивала долгожданный треугольник. Отец писал из блокадного Ленинграда: «...враг обстреливает каждый день. Как жалко город! Гибнут люди, гибнут красавцы-дома. Но обстрелы — это не главная наша беда. Страшнее—голод. Жалко ребятишек. Совсем ослабли. Бродят по улицам, как маленькие старички. Очень беспокоюсь за вас».

Единственный магазин в поселке закрыли, и хлеба неоткуда было взять. Помнится, в один из последних дней ноября жителям объявили, что они могут получить по нескольку килограммов зерна — остатки из запасов сельповского склада. Как сейчас вижу эту длинную очередь у дверей склада. Слышу печальные вздохи женщин, ворчание стариков.

Но зерно — это еще не хлеб к столу. И вот мама провертывает через мясорубку распаренную пшеницу, лепит из получившейся каши небольшие круглые лепешки и поджаривает их прямо на плите. Вкусно! Только мало. Ведь зерно надо беречь.

Выручали нас бойцы. Отправляясь к передовой, они нередко останавливались в нашем доме на короткий отдых. Чистили оружие, чинили одежду и обувь и, конечно же, в спешном порядке начинали кашеварить. Закипала на плите разваристая гречневая каша с салом. Разносился по всему дому дразнящий аромат супа из горохового концентрата.

И я не помню случая, чтобы наши гости не пригласили к столу хозяев, особенно нас — ребятишек. И никогда не забуду я тот большой, во всю буханку сухарь, который сунул мне в руки уже немолодой сержант, командир пулеметного расчета дядя Миша:

— На-кось, погрызи, сынок, нашего солдатского хлебушка.

А потом трескуче-мороз-ным, солнечным днем пришла радость — фашистов прогнали от Москвы! И хотя было по-прежнему голодно, но — весело. Здорово жить и знать, что вокруг свои — родные, добрые, сильные. Что они уже не пустят сюда врага, не дадут тебя в обиду.

В годы войны нам, ребятам, всегда хотелось есть. Все помыслы были направлены на то, как бы добыть чего-нибудь съестного. Украдкой от воспитателей таскали с пришкольного участка картошку и пекли ее в золе, когда протапливалась печь в классе. Иногда, вдруг, посреди урока начинал подниматься от печки горьковатый дымок, и незадачливый владелец картошки крутился за партой и нервничал: ведь сгорит! До угольков сгорит! Ночами совершали набеги на капустное поле, охотились за морковью. Улизнув иной раз из школы, бежали на базар и на жалкие ребячьи рубли покупали кусочки жмыха. О хлебе могли только мечтать. Где ж его было взять? А того, что давали в столовой, явно не хватало.

Вспоминается мне такой случай: наловчился один из старшеклассников, верзила Шурка Шубин (назову его так) околпачивать малышей. Он доставал где-то киноленту, делал из нее трещотки и выменивал их у несмышленышей на хлеб, который те сберегали от своего обеда. Трещотка, которая может строчить как автомат, если

щелкать ею об парту или об стену, или даже об голову рядом сидящего и ничего не подозревающего пацана — разве это не мечта для мальчишки?! Меновая операция шла бойко, и Шурка был доволен и, наверное, горд своей выдумкой. До тех пор пока... Пока не узнал об этом мой друг Олег. Это был малый на редкость честный и справедливый. Он подкараулил Шурку, когда тот, вручив очередному околпаченному трещотку, взял у него кусок хлеба' и поспешно спрятал в карман.

— Ты что делаешь?! У малыша?! Ведь это же — его хлеб!

' И хлестко ударил верзилу по лицу. Не испугался, хоть ростом был меньше и — куда слабее Шурки. Навсегда отучил.

...А тут — вели «бой» хлебом. «Воевали» весело, азартно. Видно, невдомек мальчишкам, как он трудно достается — этот хлеб. Сколько заботы человеческой вложено в него. А надо бы им знать, самим увидеть, как, борясь со сном, вел по ночному полю ровную борозду уставший за день тракторист; как ходил по весенней пахоте встревоженный агроном — не пропустить бы срок сева; как, стоя у края поля, в который уже раз пере-, бирал в руках колосья колхозный бригадир — не перезрело бы зерно; как спешили с уборкой, трудились от темна до

ф

темна колхозники — успеть бы за погоду; как, осторожно объезжая ухабы, чтобы не растерять ни горсти, гнал долгой степной дорогой машины с хлебом шофер; как потом мололи зерно на мельнице, пекли в пекарне. Если бы знать мальчишкам и самим увидеть все! Нет, не поднялась бы у них тогда рука на хлеб!

40