Костёр 1983-09, страница 13

но было, как вздрагивали под рубахой его лопатки. Он плакал.

«Чего он? — подумал Руслан с удивлением. — Ведь не его избили, а он всех побил?..» Потом до него дошло, что Глухой плакал от обиды. Боль перетерпеть можно, поболит и пройдет, а вот обида — это на всю жизнь.

Обидела его судьба — родился глухонемым. А теперь ему завидно, конечно: все ребята ходят в школу, а он не может, на всей улице пацаны завели голубей, а он не может... «Так тебе и надо!»— мстительно подумал Руслан.

Во дворе он быстренько ополоснул в бочке с дождевой водой руки и разбитое лицо, полез на голубятню. Руслан решил отсидеться там до темноты, а потом незаметно проскользнуть в дом и нырнуть под одеяло. За порванную рубаху попадет, это как пить дать. И синяки к завтрашнему дню не пройдут — будут материнские вопли, предстоит объяснение с отцом. Но пусть это будет завтра. На сегодня с него хватит переживаний.

Пробравшись незаметно на голубятню, Руслан почувствовал себя в безопасности. Тут его никто не увидит и не потревожит.

Голуби, обеспокоенные его появлением, вскоре затихли. Руслан сидел в уголке не шевелясь, не обращая на птиц внимания, погруженный в свои мысли. А мысли у него были разные и самые странные. Сначала он думал о мести. Физически Руслан был ничуть не слабее Глухого, просто сегодняшнее нападение было для него неожидан

ностью, а в следующий раз роли переменятся и тогда... «Что тогда? — сам себя спросил Руслан. — Ну, буду я сидеть на нем верхом, как он сегодня на мне, и дубасить... А ведь бить-то надо не Глухого, а Шамиля с Лакеем! Из-за них все...»

Перед ним вставали картины: как маленький, плотный Глухой бросается на верзилу Шамиля, и «шишкарь», которого все боятся, позорно бежит. Шамиль, оказывается, трус, а Лакей тем более. Так почему же их все боятся? Глухой один с ними справился, а если б все пацаны, которые видели наглый обман, сразу и дружно встали бы на защиту товарища, то... «Ничего бы этого не было», — грустно думал Руслан, ощупывая свое распухшее лицо. Боль уже притихла, стала тупой, и если о ней не думать, то вроде бы и нет ее.

Сидела гвоздем в мозгу у Руслана какая-то мысль, которую он никак не мог додумать до конца. Он думал о справедливости. Он впервые в своей жизни задумался тогда о справедливости в человеческих отношениях. Он смутно ощутил, что есть вещи важнее голубей, важнее синяков и порванной рубахи. И, может быть, потому ему вдруг стало жалко Глухого.

«А если подарить ему пару молодых?» — подумал он и сам удивился этому. Еще утром он ради этой пары белоснежных чеграшей готов был на все, а теперь ради того важного и главного в жизни, что он вдруг смутно почувствовал, Руслан готов был без сожаления расстаться с ними.