Костёр 1984-05, страница 42

Костёр 1984-05, страница 42

КОРАБЛИК

РАССКАЗ

Владимир ОДНОРАЛОВ Рисунки О. Филипенко

Андрейка, смуглый двенадцатилетний мальчишка, меланхолично мотая портфелем, поднимался по лестнице на пятый этаж. Он был в том состоянии, когда человеку не хочется думать и вспоминать о чем-то неприятном, но важном.

А между тем учительница поставила перед ним вопрос ребром: либо он начнет новую жизнь, либо она не даст ему никакой жизни.

— Ты, милый друг, не учишься, а скачешь. По истории у него, видите ли, пятерки бывают, про Магеллана он рассказывает, словно песни поет, а русский и математика — из рук вон. Не-ет, не пойдет такое дело. Отличника из тебя не выйдет, но писать грамотно, считать на четверку ты у меня будешь. Митрофанушки мне в классе не нужны! — Так закончила она выговор.

Грубовато, конечно, но зато учительница редко вызывала в школу родителей. Она говорила, что родитель нынче пошел ленивый и нелюбопытный. Андрейка подсчитал, что если он вытребует у сво

их ленивых и нелюбопытных родителей рубль, то сможет купить новые тетради, новую ручку, свежий ластик, словом, все необходимое для новой жизни.

Хорошо бы и галстук приобрести новый, а то этот совсем обмахрился и даже кляксы какие-то на нем есть.

Андрейка подошел к двери, по которой видно было, что нередко открывали ее пинком ноги и

О

раз пять меняли замок, и, повернувшись спинои, лягнул ее. Лягнул еще раз, но за дверью было тихо.

«Ну вот, — подумал он. — Начинай тут новую жизнь!»

Все это означало, что отец, по собственному его выражению, или уже надрался вина, или надирается где-то в гаражах. Значит, до прихода матери домой не попасть. Ну, а что толку? Разве можно начать новую жизнь, если мамка и отец начнут очередную свару, а они ее начнут — это точно.

Он швырнул портфель на пыльный коврик и спустился к окну на лестничной клетке. За окном увидел скучный осенний двор, весь в блеклой мозаике мокрых и жухлых листьев. А в темной деревянной беседке на перилах сидели девчонки из его дома, болтали ногами и были похожи на нахохлившихся октябрьских воробьев под крышей.

Андрейка махнул рукой на новую жизнь и побрел вниз, в беседку.

— Привет!

Девчонки, как положено, захихикали.

«Вечно делают вид, что чего-то знают», — подумал Андрейка, достал спичечный коробок и стал жечь спички, одну за другой, внимательно разглядывая пламя.

Девчонки между тем продолжали болтать. Болтали они, конечно, вздор.

— Я с папой летала на четырехкрылом самолете. Там все так шумит, так трясется, так у него крылья шатаются, прямо ужас.

Девчонки ахали, широко раскрывали глаза и незаметно начинали привирать про воздушные ямы и выдумывать небывалые воздушные страсти.

Одна только Надюшка из его же подъезда, такая же смуглая и даже чем-то похожая на Анд-рейку девочка, сидела молча и смотрела на флажок пламени в Андрейкиных ладонях. Потом она посмотрела на серое низкое небо и вдруг вмешалась в разговор:

— А мой папа летал на воздушных змеях. Он меня с собой не брал, потому что там место только на одного и вообще детям нельзя. А когда вырасту, он меня тоже научит.

Девчонки ошарашенно замолкли.

— Вот врет-то! — рассердился Андрейка. — Во-первых, на змеях никто не летает. Нет такого большого змея, чтобы он мог человека поднять, а во-вторых, у тебя и папки-то никакого нет.

Вот этого «во-вторых» Андрейка говорить не собирался. Оно у него выскочило само собой. Подружки перехихикнулись между собой, а Надюшка спрыгнула с перил, взглянула на Андрейку в упор и отрывисто сказала:

36