Костёр 1984-08, страница 11

Заложенным в них при отступлении гитлеровцами...

Над Гостиным летели голуби, а из двух расположенных в нем кафе доносился такой вкусный запах жареных пирожков, что, уловив его, Виктор Петрович уже держал курс точно на них.

Свернув по запаху в первое кафе, он купил четыре, завернутых в белую, пропитанную маслом бумагу. Съел не спеша, облизал пальцы, купил стакан ряженки, и на этом завтрак его был закончен. В Старый Бор он хотел добраться пораньше — и потому быстро пошел к выходу. Но тут он увидел человека, которого так неловко толкнул тогда, в первый раз, когда бежал через улицу. Да, да, это был тот самый человек с круглым, нечистым лицом, в желтом вельветовом пиджаке и с тем же самым коричневым чемоданом. «Странно, — подумал Виктор Петрович, — отчего бы человеку все время ходить по улицам с чемоданом? Что за дела?»

Размышляя так, он вышел из кафе, и тут его глаза встретились с глазами владельца вельветового пиджака. Подумав: «Ну что это я, право, сразу подозреваю человека, о котором ничего не знаю», Виктор Петрович улыбнулся, но на рябого улыбка его произвела совершенно неожиданное действие. Он подмигнул Виктору Петровичу, * шагнул к нему и, взяв за рукав, резко потянул за собой.

Не успел Виктор Петрович опомниться, как оба они очутились в полутемном углу, образуемом колоннами Гостиного Двора. Мгновение — и рябой раскрыл чемодан. В его руке была роскошная коричневая шкурка. Еще мгновение — и шкурка эта мягко, тепло и любовно легла в руку Виктора Петровича.

— Берешь? — спросил рябой. — Жене воротник— первый класс. Десять красненьких...

Только тут Виктор Петрович понял, что ничего

особенного не произошло и что рябой просто-напросто спекулянт, торгующий шкурками.

— Пошел ты... — сказал Виктор Петрович, сделал резкое движение рукой (в другой у него был портфель), и великолепная шкурка упала на землю.

Неизвестно, что еще сказал бы возмущенный

^^ ___т • W

Виктор Петрович, но в этот момент чей-то голос вежливо, не допуская возражений, произнес:

— А ну, пройдемте, граждане!

И чья-то рука твердо взяла Виктора Петровича за локоть...

Сильные, тренированные руки, взявшие за локти не только Виктора Петровича, но и рябого гражданина с коричневым чемоданом, были руками лейтенанта милиции Петра Сережкина. Уже второй день он приглядывался к рябому, следил за его действиями, но Виктор Петрович был первым человеком, в чьи руки наконец-то перешла заветная шкурка. Таким образом рябой был взят с поличным и в присутствии свидетеля, а может быть, даже сообщника.

— Поднимите шкурку, — сурово сказал лейтенант Виктору Петровичу, и теперь тот зашагал слева от лейтенанта, неся в руке золотистый мех. Справа, спотыкаясь о чемодан, тащился рябой.

Жители Энска, которые всегда уважали закон и его представителей, глядели им вслед, укоризненно качали головами, а один старичок даже проводил Виктора Петровича словами:

— Ишь, шнитцель, достукался!

Так неожиданно очутился Виктор Петрович в милиции, куда и сам стремился.

— Сопротивления не оказывали? — спросил лейтенанта суровый капитан, когда Сережкин захлопнул за собой дверь и поставил перед барьером двух задержанных.

— Нет! — ответил тот. — Не было. Взял с поличным, этого со шкуркой, этого с чемоданом.

Виктор Петрович, положив, наконец, шкурку на барьер, смог наконец раскрыть рот.

— Товарищи, — сказал он, — это смешное недоразумение.

— Конечно, конечно, — ответил капитан. — Сейчас разберемся.

Он еще раз посмотрел на рябого.

— А! — сказал он. — Старый знакомый! Я же тебя предупреждал, Карабанов, займись честным трудом. А ты не вн^л...

«Карабанов» — подумал Виктор Петрович, — и тут Карабанов?»

— Да не моя это шкурка, ничего я не знаю. За что взяли? Что на ней написано, что она моя? — начал рябой.

Между тем Сережкин ловко открыл коричневый чемодан и начал вынимать оттуда одну шкурку за другой. Всего извлек он их восемь штук...

— И чемодан не мой, — уже неуверенно продолжал рябой. — Знакомый один попросил: свези, говорит, — ты в город едешь, — чемоданчик. Пожалел я его—инвалида.

— По какому адресу надо было свезти? — не давая рябому опомниться, быстро спросил капитан. — Не знаешь? И шкурки не твои? И прошлый раз одна шкурка не твоя была? Пиши, Сережкин, протокол: восемь ондатровых шкурок...

— Девять, — сказал Виктор Петрович, — вот девятая.

— Она, — согласился рябой.

Между тем капитан проницательным взглядом осмотрел Виктора Петровича с головы до ног.

— Сообщник?

— Клиент, — подсказал рябой.

— Я не сообщник и не клиент, — у Виктора Петровича даже порозовело лицо, — я корреспондент из Ленинграда. Вот мои документы... — И он щелкнул замочком портфеля.

— А что у вас там? — поинтересовался капитан, дотрагиваясь указательным пальцем до портфельной ручки.

— Пожалуйста! — с готовностью откликнулся Виктор Петрович. — Бритвенный прибор, — он перебирал содержимое, — книга, в самолете читал, чистые носки, немецкий портсигар, в нем записочка с шифром... С шифром, — совсем растерянно повторил он, понимая, что сказал глупость, что запутался и что теперь придется все долго объяснять.

Наступила тишина. Капитан, лейтенант и даже рябой так стали смотреть, а рябой еще и от стра-

9