Костёр 1984-08, страница 8

мали, что речь шла о какой-то крупной операции. Нет, участок фронта наш был довольно спокойный, тихий, силы и наши и немцев не особо крупные, и поэтому то, что в моем рассказе выглядит, как целое сражение, на самом деле было по масштабам фронта всего лишь эпизодом, «отдельными боевыми столкновениями», как говорило тогда в сводках радио...

— Я не согласен, — прервал его Виктор Петрович, — это для фронта, как вы сказали, «отдельные боевые столкновения». А для тех, кто в них участвовал?.. Я не был на войне, но могу себе представить: два солдата, наш и вражеский, сошлись на нейтральной полосе, оба начали стрелять. Для них это не «отдельное столкновение»,' на карту поставлена жизнь! Да и не только для них. У нашего солдата где-то в тылу жена, дети...

Хазбулаев с уважением взглянул на него.

— А как же, как же... Это теперь, разглядывая карты со стрелками, кто-то может про это забыть, а тогда... Вот почему каждый день на фронте — подвиг, а каждый, кто отдал жизнь за победу, — герой. Память о погибших священна.

Виктор Петрович хотел сказать, что именно поэтому он и сидит сейчас здесь, с ним, но промолчал.

— Так вот, теперь о самом себе. Для участия в бою были выделены из состава полка два взвода. Мой и старшего лейтенанта Михайлова. Предполагалось, что будем действовать мы вместе, в два эшелона. А Михайлова я знал уже месяца два. На фронте много времени, чтобы сдружиться, не надо. Осенью мы были в одном бою, он мне помог, я ему — вот и друзья. Да еще — одного возраста, да учились, оказывается в одном училище, любили спорт — оба занимались боксом. Вон сколько общего! Но учили нас тогда быстро, времени ни на что не оставалось, так друг друга в училище мы и не заметили. И вот теперь снова бок о бок. Парень, я вам доложу, он был по-настоящему храбрый. А как помог?.. В том бою наш полк наступал на укрепленный район. Танки в засаде, в лесу. По сигналу вышли двумя узкими клиньями — на немца. Чтобы расчленить оборону. Раздавил я гусеницами один окоп, говорю водителю: «Жми!» Рванулись вперед и не заметили с боку немецкое противотанковое орудие с целым расчетом. А у танка самая тонкая броня — борт, значит, это орудие сейчас как врежет! Прошьет насквозь. Конец! Только я хотел скомандовать поворот, вижу справа наш танк. Взлетел на пригорок и с него на немецкое орудие — всем весом... Потом развернулся — и еще! Ну, там каша — сталь, земля, люди... Бой окончился, наши танки рядом стали, я вылез, подошел, обнял Володю — Михайлова Владимиром звали, — вытащил из нагрудного кармана часы и отдал ему. На вечную память, говорю, носи, никогда не снимай. Часы для меня самого память — отцовские золотые, на крышке вензель отца — буква X, он у меня был первым в Казани татарином-врачом. А Володя свои, ручные, простенькие снял и — мне. Они до сих пор у меня лежат. Не ходят давно, а храню...

6

— Значит, в бою на Медвежьем болоте и вы были?

— Нет. Перед самым наступлением пришел приказ — нам разделиться. Командование решило наступать с двух направлений. Володе, как и планировалось, — идти от Старого Бора, а меня перебросили в другой конец леса. На два дня из-за этого наступление задержалось. Помню, когда мы с ним расстались, долго сидели, вспоминали. Я спросил: как у тебя дома? Он сказал: письмо недавно пришло, все в порядке, дочка растет, жена ждет. В общем, как у всех.

Лишь бы поскорей эта война проклятая кончилась!.. А теперь скажу вам самое неприятное. По приказу его танковый взвод должен был выдвинуться заранее, ночью, за сутки в Старый Бор и замаскироваться там в сараях. Расстались мы. Приходит момент «ч», операция началась. На третий день наступления пробились мы к партизанам. И тут я узнаю: взвод Михайлова из Старого Бора вышел и весь в лесу погиб. Меня этой новостью как ударили. Пошли слухи, разбирательства... Когда танки обнаружили, стало ясно — напоролись на засаду. Но откуда засада? Посреди леса! Значит, немцы узнали о наступлении, узнали об этом взводе. Ну, самое простое объяснение: Михайлов танки плохо замаскировал, допустил контакты с местными жителями — отсюда провал. А тут и того хуже — из-за линии фронта поступили данные о каких-то пленных, среди них фамилия Михайлов...

— Но мало ли на свете Михайловых?

— Все правильно. Но факт остался фактом. Кто из взвода погиб, кто попал в плен? Вообще попали они в плен или нет — выяснить не удалось. Немцы через неделю, — после того, как партизаны вышли из окружения, — снова заняли те места — восстановили линию фронта... Так что это дело до сих пор загадка.

Хазбулаев снова нервно закурил. Оба помолчали.

Виктор Петрович подождал, когда он успокоится, и спросил:

— Скажите, а адреса жены Михайлова у вас нет?

— Как же нет? С Надеждой Павловной который год переписываемся. В Харькове живет, сколько лет прошло, все не может смириться: «пропал без вести». Пишет: «понимаю, Володи нет в живых, а весточку жду. Хотя бы знать, где погиб, приехать, преклонить колени...» Да, досталось ей. Я ведь говорил: слухи-то разные были, до нее все дошли... Да вот ее письма!

Он встал, полез в нижний ящик серванта, достал оттуда пачку писем, бережно перетянутую резиновым колечком.

— Хотите посмотреть?

— Если разрешите.

Внимательно прочитав все письма, — Фильдрус Ахлямович в это время сходил на кухню, заварил чай, достал и поставил на стол две чашки, вазочку с круглым развесным леченьем, — Виктор Петрович спросил:

— Можно я перепишу одно?

— Что-нибудь нашли?