Костёр 1987-04, страница 12

асфальт смотрит. Вот история. И про что с ней говорить-то, не придумаешь. Я ей около клена красивый лист подобрал — хоть ожила немного, прикладывает его к куртке по-всякому. Я спрашиваю:

— Ты это куда после школы с такой сумищей бегаешь?

Она листком махнула.

— Тренируюсь, Витька. Папа говорит: «У тебя не руки, Елена, а веревочки». Вот и тренируюсь. В греблю хожу.

Ничего, расшевелилась вроде. Я-то ее проводить хотел, как полагается, а она около моего дома говорит:

— Ладно, Витя, я пошла, а то вон тебя ждут уже.

Я как Юру увидел, чуть не побежал сперва. Но он тоже быстро ко мне пошел.

— Да где же ты, старик, пропадаешь?

Ленка-чудачка, ну чего, спрашивается, ушла?

Тут бы все сама и спросила.

— Слушай, Витя, к инвалиду пора... Готово там все. Хол говорит, чтобы завтра. Ты как?

— Ладно,— говорю,— завтра, так завтра.

Я дома ужинать сел, папа в кухню заходит.

— Почитай, Витяй.

Конверт мне подает. Я обрадовался, от мамы давно ничего не было.

И точно, мама еще на месяц задерживается. Папа меня конвертом по макушке хлопнул.

— Ну что, Витька, отменяется генеральная уборка?

У покинутых мужчин Для уборки нет причин.

Мы без этих коробок дурацких чуть нужный дом не проскочили. После ручья, что ли, не туда пошли? Сзади к нему подходим.

— Фу ты,— Юра говорит,— фигня какая-то! Не было ведь гаража, а, Витек?

А гараж здоровенный, и как мы его проглядели, это удивительно. Дом обошли, к калитке подходим, а гаража-то и правда отсюда не видно. Совсем из-за дома не высовывается.

Инвалид на крыльцо две коробки вытащил.

— Все, пац-цаны, больше не у-успели. Т-третью пот-том. Тащите, вот адрес.

Я уж думал, мы из этих дворов и не выберемся. Катакомбы какие-то. Нужный дом еле-еле нашли. Звонков там целых три штуки. Юра выбрал, который почище — нажал. За дверью еще звенит, а уже — блямс! — дверь открывается. Как будто эта бабка так у двери и сидела. Смотрит на нас в щелочку.

— Кого надо?

Я стою, соображаю, как сказать, а она губами жует и на меня смотрит. Юра в записную книжку посмотрел.

— Гражданина Пигузова,— говорит.

Тут дверь опять — блямс! — захлопнулась. Бабка, оказывается, цепочку снимала. Стоим в прихожей, бабка:

— К Леньке, что ли? А я думала из милиции, как «гражданин»-то сказал. Без очков худо вижу.

И пошла. Я говорю:

— Бабушка, а комната его где?

— А ты понюхай разит откуда, там наш Ленечка и живет.

Дверь открылась, из нее парень выскочил.

— Чего на пороге стоишь? Соседка опять рыбу жарит. Напустила, понимаешь, вони.

Во дает, у самого воняет, как на помойке, а ему рыба помешала.

— Ты чего бабке сказал? Ты ей скажи, что ты мне брат. Нет, лучше племянник. Из Петрозаводска. Усек?

Все время по комнате носится и всякую дрянь в углы ногами расталкивает.

— Старуха вредная, ей в крематорий пора, а она рыбу жарит.

В комнате один-единственный стул, он уселся на него и разглагольствует, а у меня ноги гудят. Я на коробку взял и сел. Как он орать начал!

— Да я тебе за эту аппаратуру знаешь что сделаю... Я тебе за нее лоб расколю! А ну ставь коробки на шкаф!

Шкаф высокий, Юра мне помочь хотел, так он его отпихнул.

Умней будет.

Вот тип-то. Может, хоть третью коробку не к

говорит,— пусть сам корячится.

Да ты не суетись, ничего там хорошего нет. нему везти.

Продолжение следует