Костёр 1988-02, страница 42
А А Л Н. ФЕДОРОВ РАССКАЗ Рисунки А. Борисенко ныи, наверное. — Это папа сделал, Тут главное что? Главное, не сбиться со счета. И не торопиться. А потом, когда освоишься хорошенько, руки сами начинают работать. Можно даже телевизор смотреть. Первый шарф, к примеру, я месяца два вязал. А второй уже за пару недель сварганил. Я, конечно, про это дело молчу в тряпочку. Даже Сереге не говорю ничего. Ляпнет где-нибудь случайно, и будешь на целый год посмешищем. «Нельзя ли у вас, тетя Шура, заказать «петушок» с помпончиком?»— завопит на весь класс какой-нибудь Стрепетов. Или, скажем, схватишь пару, и та же Шарабаева со своей первой парты непременно сунется: «Ему, Анна Ивановна, некогда. Он носочки для бабушки вяжет». Даже представить страшно. Брр! И только я про это «брр» подумал, как в дверь позвонили. Аккуратно так позвонили, вежливо — ни коротко, ни длинно. Я отложил вязание, газеткой на всякий случай прикрыл и пошел открывать. Открыл и сначала глазам своим не поверил. А когда поверил, то захотел тут же куда-нибудь на первый этаж провалиться. Или под стол спрятаться. Потому что передо мной стояла Марина Удалова! Если б я английскую королеву увидел или даже директора нашей школы Капитолину Герасимовну, я б, наверное, и то меньше растерялся. В школе я вообще стараюсь на Удалову не смотреть. Она такая красивая, что смотреть на нее страшно. Звучит, конечно, по-идиотски: красивая — и вдруг страшно. Но это так. И я сам не знаю почему. Посмотришь, и кажется — сейчас свалишься с какой-то огромной высоты. А под языком щекотно делается. Уж на что Петя Вигуль, с его-то ростом и вообще... И то, когда с Удало-вой разговаривает, сразу очки с носа тащит и трет их платочком, трет... Впрочем, сама Марина и не смотрит ни на кого. Сидит со своей неизменной Варькой Юницыной, волосы на палец накручивает и потолок разглядывает. — Нестеров, ты один?— спросила Марина. Обыкновенно так спросила. Будто она ко мне по сто раз в день, как Серега, заходит. — Я-то? Нет. То есть да. Ко мне это... Серега вот зайти должен. Мы с ним дирижабль клеить собирались. Знаешь, цеппелин такой... И почему я вдруг сразу какую-то околесицу понес, сам не знаю. Серега к деду уехал и заходить ко мне не собирался. А цеппелин этот дурацкий и вовсе непонятно, как с языка соскочил. Я, откровенно говоря, и не знаю точно, что это за цеппелин такой. Да тут еще штаны на мне тренировочные. Как говорится, домашние: на правом колене дыра, тесемки оборваны, длина короткая. — Ну, пока твоего Сереги нет, я зайду? Ты не возражаешь? — Заходи, конечно, раз пришла,— сказал я, пропуская Марину в квартиру. А у самого в го- на.— Ну, давай. лове одна только мысль бьется: «Эх, штаны бы переодеть!» Но, с другой стороны, переоденешься, а Марина сразу подумает: «Во как всполошился! Скорей давай прихорашиваться. Ну, с этим все ясно». Нет уж, буду в чем есть. — А я, понимаешь, у Варвары была — она ведь в соседнем с тобой подъезде живет. Вышла от нее и дай, думаю, зайду. Вместе учимся, а я и не была ни разу у тебя. — Правильно сделала, что зашла,— сказал я и ни к селу ни к городу добавил: — Ты вчера лунное затмение видела? — Вчера? А что, показывали? — То есть как — показывали? — Ну, по телевизору, наверное. — Да ты что! Это ж лунное затмение! Оно в небе было. По-настоящему. — Ну и что. В программе «Время» могли показать. Когда про погоду говорят. — А, ну да, конечно,— окончательно сбился я.— Только ведь оно поздно было, затмение. После программы «Время». — Поня-атно...— рассеянно протянула Марина, оглядывая комнату.— А у тебя хорошо, уютно. Ой, а какой столик симпатичный. Старин- сказал я, прикрывая — То есть не совсем ладонями дыру на коленке.— сделал. Он его, понимаешь, на помойке нашел. Там крышка была вся исцарапана, жучком поеденная, и всего одна ножка. Ну вот, папа его и привел в порядок: ножки выточил, крышку отполировал, бейцем покрыл... — Чем покрыл? — Бейцем,— повторил я, холодея. — Поня-атно,— снова сказала Марина и как-то вдруг сразу к столику интерес потеряла. Мне даже показалось, что ей зевнуть захотелось. «Да что же это я такое говорю?!— с ужасом подумал я, не смея взглянуть на Марину.— Надо же что-то интересное рассказать, умное. Ну, не круглый же я, в конце концов, болван!» Но в жизни все жутко несправедливо устроено: как только захочешь специально что-нибудь умное сказать, так сразу в голове космическая пустота образуется. Прямо кошмар! Я, к примеру, читать люблю и книжек всяких много прочел. Но сейчас в голове моей, как назойливая муха, кружилось только одно произведение, «Му-му» называется. Я даже чувствовал, как название это подкатывает к моим губам, и я возьму сейчас и брякну его вслух. Представляете: сидит человек, молчит, а потом вдруг ни с того, ни с сего говорит: «Му-му». Я так этого испугался, что у меня даже ладони вспотели. Тогда, чтобы хоть что-то сказать, я поспешно спросил: — Сыру хочешь? — Сыру? — удивленно переспросила Мари- 36 |
