Костёр 1991-04, страница 32А я в ту пору мечтал стать большим руководителем. Хотя и не знал, что это такое. Слово нравилось — «руководитель»! Была в нем загадочность, какой-то секрет и таинственность. — Дело хорошее! — усмехнулся дядя.— А каково, скажи на милость, было твое первое слово? — «Щи»,— скромно ответил я, не понимая, к чему дядя клонит. — Ну, премянничек, пожалуй, я тебя огорчу. Желания твои не совпадают с возможностями. * ___• На роду тебе написано быть поваром! Так что позабудь о руководителе — крест поставь, чтобы потом не слишком огорчаться. Дядя искренне радовался, что суждено мне быть поваром. — Этот вопрос решеный! — говорил он и уже рисовал заманчивые, на его взгляд, картины — как я готовлю завтраки, обеды и ужины на всю семью. — Хорошее дело — повар! — хлопал он меня по плечу.— Надеюсь, и о дяде не забудешь — найдется по знакомству сахарная косточка! В голове у меня все перемешалось. Что за сахарная косточка? Зачем она дяде? И почему это я должен быть повором? Ведь это ужасно — каждый день готовить какие-нибудь каши, галушки, бульоны с фрикадельками, пончики в сахарной пудре... Я еще многого не понимал в жизни и к работе повара относился с презрением. — Не хочу! Не хочу поваром! Почему поваром?! — Ну-ну, успокойся,— ласково сказал дядя.— Дело-то простое! Он обнял меня, и глаза его затуманились давней грустью. — Знаешь ли ты, почему я стал ветеринаром, хотя мечтал о другом поприще? Да потому, что на роду написано! — голос дядин дрогнул и продолжал он шопотом.— Первое слово, сказанное мной в этой жизни, было «гав». И второе тоже — «гав». Представляешь?! «Гав-гав!» — сказал я в самом начале жизненного пути. Тут уж, как ни крути, хочешь — не хочешь, а от профессии ветеринара никуда не денешься. И дядя вздохнул, сожалея о необдуманных своих первых словах, о другом несбывшемся поприще. — Неужели ничего нельзя изменить? — спросил я, обмирая. Впервые передо мной поднялась во весь рост суровая, непреклонная Судьба. — Нет, брат! — развел дядя руками.— Против судьбы, как говорится, не попрешь, на кобыле не объедешь. Много значит первое слово! Помню, я был потрясен. До глубины души. И даже не столько тем, что придется быть поваром. Меня поразило вот это — «против судьбы не' попрешь», «хочешь — не хочешь», «как ни крути», «на роду написано». Вроде бы посадили меня в клетку и собираются насильно обучать поварскому искусству. Сейчас я думаю — может, и стал бы поваром. Ничего дурного в этом нет! Наоборот — творческая работа. Но дядя тогда до смерти напугал меня роковой неотвратимостью, той единственной дорогой, с которой ни влево, ни вправо уже не свернуть. И я, как говорится, начал метаться, сопротивляться, бороться с горькой судьбиной. Отвратительные эти «щи» я и слышать уже не мог. У других-то детей первые слова были куда приличней. Например, «диван», «баба» «пика». Но самое потрясающее слово было у моей знакомой из соседнего подъезда. Мечта, а не слово! Едва начав ворочать языком, она произнесла ясно и отчетливо — «генерал». Трудно поверить, но это читая правда. Родители предусмотрительно записали ее первое слово на магнитофон. Мне довелось послушать. В кромешной тишине раздавалось какое-то бульканье — будто майский соловей пробовал горло. И вдруг, как огромная рыба из бездонных морских глубин, выплыло округлое и ребристое — «генерал». Оно, казалось, отливало серебром и золотом. Унизительными были мои жалкие «щи» рядом с «генералом». Я выложил свое горе приятелю Вове. — А твоя бабушка не глуховата? — спросил он вдруг. — Да нет! Нормально слышит — даже то, чего не нужно. — Но может быть у нее бывает временная глуховатость? Вроде куриной слепоты. Куриная глухота! Boi мои родители сомневаются — то ли я сказал впервые «руль», то ли «рубль». Неужели такое может быть?! Я бросился к бабушке — вдруг ошиблась, ослышалась?! — Да что ты, голубь? Бог с тобой! — обиделась она.— Что я, по-твоему, глухая тетеря? Ясно было сказано — «щи»! — Может, ты не дослушала всего слова? Может, это был «щит»? — Ох, как же мне хотелось, чтобы моим первым словом оказался «щит». Внушительное, даже героическое слово. С таким многого добьешься в жизни! — Ну вот еще — какой-то «щит» выдумал! — раздосадовалась бабушка.— Когда я вошла в комнату, то как раз и услышала — «щи». И еще, помню, послушала — не скажешь ли чего больше. Но ты, голубь, вовремя остановился! Рухнула моя последняя надежда, и я заплакал. Горько. Обреченно. Бабушка принялась утешать. — Да чем же тебе «щи» не угодили? Чем не по душе? Знаешь, как говорят — «щи всему голова»! «Щи да каша — еда наша». Чудесное слово! Лучше не придумать. • Конечно, бабушка меня любила. Ей нравилось почти каждое мое слово. Но мне-то от этого было не легче. Я мучился с проклятыми «щами». Они снились в виде корявого, зубастого чудища. Я живо представлял, как по первому слову принимают в школу, в институт, на работу. Сразу спрашивают: «А какое слово в этой жизни было первым?» Да разве захотят иметь дело с человеком, который брякнул, не подумавши не секунды,— «щи»? Да-да, все зависит от первого слова... 27
|