Пионер 1956-07, страница 79
С глубокой болыо поэт восклицает: Вся Франция превращена В притон воров и мародёров! Полные ярости и гнева строфы обрушивает он на тех, кто привёл страну в тупик. Он призывает народ Парижа: Хлестни крапивой Вавилон, Гони со всей французской страстью Мерзавца, севшего на трон, И прихлебателей династий! Он обращается к парижским уличным мальчишкам: Гаврошп, ройте мостовую... Потье хорошо знал свой народ. Вспыхнула революция, и империя «мерзавца, севшего на трон», рухнула в один день. Было создано новое правительство. Однако очень скоро стало ясно, что республиканское «правительство национальной обороны» так же боится революции, как боялся её бывший император, что оно готово скорее впустить в Париж немцев, чем вооружить рабочих. II Потье посвящает «правительству национальной измены», как вскоре стали его называть, свои новые стихи: Народ бранят они бесстыдно, Страшнее немцев им народ... Они забыли, очевидно, Про девяносто третий год! Он готов напомнить этим забывчивым господам грозный год великой революции. С новым горячим призывом обращается он к народу: Народ, ты предан, это ясно! Довольно попусту орать. Мы объявляем громогласно Коммуну. Ратушу забрать! Эжен Потье был членом Коммунистического Интернационала, созданного Марксом. Он был членом Коммуны, первого в истории правительства рабочих. Он был одним из руководителей Парижской Коммуны, её поэтом, и вместе с другими коммунарами он дрался на последних её баррикадах. 'ЖЕН ПОТЬЕ ЯЗШНИ1 СТИХОТВОРЕНИЯ Коммуна была разгромлена. Торгаши подымали бокалы с вином за победителей — уланских и драгунских офицеров, «доблестно» расстрелявших безоружных (рабочих. А в это время чудом спасшийся от пуль старый коммунар, скрываясь в подвале сумрачного парижского дома, записывал на клочке бумаги слова, горя-j чие, как кровь, и тяжёлые, как булыжник: Вставай, проклятьем заклеймённый, Весь мир голодных и рабов! Кипит наш разум возмущённый И в смертный бой вести готов. Весь мир насилья мы разроем До основанья, а затем — Мы наш, мы новый мир построим: Кто был ничем, тот станет всем! Это будет последний II решительный бой. С Интернационалом Воспрянет род людской. Упитанные люди во фраках и крахмальных ма-нпшках, праздновавшие в июне 1871 года свою кровавую победу, ничего не знали ни об этой песне, ни о написавшем её человеке. А если бы и знали, они, конечно, не подумали бы о том, что их внуки, едва заслышав её, будут вздрагивать и зябко поводить плечами, что она ещё прогремит на улицах Парижа и Вены, на набережных Одессы и баррикадах Пресни, что сорок шесть лет спустя, сырой осенней ночью, заговорят пушки «Авроры» и петроградские рабочие и матросы внесут в эту песню свою небольшую, но существенную поправку. Вместо «Это будет...» они запоют: Это есть наш последний И решительный бой... Б. Сарнов Рассказы о первых подвигах Любой рассказ Юрия Нагибина можно как будто передать в двух — трёх словах. Вот хотя бы первый рассказ из .сборника «Мальчики», рассказ «Новый друг». О чём говорится в нём? О том, как два мальчугана, встретившиеся неприязненно, решили наконец подружиться... Кажется, просто? Или, скажем, рассказ «Старая черепаха». Содержание его гоже куда как несложно. Захотелось Васе купить двух маленьких черепашек, мама не дала денег, и он продал старую, наскучившую ему черепаху Машку. А потом он пожалел Машку и ночью отправился её спасать. Вот 'как будто и всё... Почему же, читая этот рассказ, и улыбнёшься, и взгрустнёшь, и задумаешься, а закончив его, вдруг почувствуешь, что узнал что-то новое, о чём раньше не думал?.. Стало быть, кроме того, что мы здесь сказали, кроме сюжета, есть в этих рассказах нечто, что не передашь двумя словами. Впечатление от этих рассказов можно, пожалуй, вот с чем сравнить. Растёт у тебя под окошком куст, ты пригляделся к нему и внимания на него 77 |
